Море вверху, солнце внизу

Откуда взялась вся эта пыль? Она всячески гнала мысль, что это останки Рэнда, излишнее вещество, выброшенное душой при переходе в другой мир. Она закатает рукава и покажет пыли всё, что о ней думает. Она не позволит ей победить. Всё, ни секундой больше. Громко ступая плоскими подошвами по деревянному полу, она прошла на кухню и открыла шкафчик под раковиной. Осторожно наклонилась, чтобы избежать необязательных ушибов спиной. Всё ее тело, возможно, также состояло из вещества ненамного тверже песка, перевоплощение, на которое ушли годы. Обнаружился рулон бумажных полотенец и разбрызгиватель с универсальным чистящим средством. Она выпрямилась, используя ладонь в качестве строительных лесов для поясницы, и определила очаги беспорядка. Паттерсоны оставили тарелку домашнего печенья с макадамией, Тайлеры — две формы для запекания, Эммертсы — корзинку апельсинов, сорванных в роще, Тарди — глазированный окорок, Шеллеры — пакет сладкого картофеля во фритюре, а Норданы — фарфоровую чашу с печеньем из пресного теста. Пищевые испарения были невыносимы, щипали ноздри, оставляя нежелательный привкус на кончике языка.

На мгновение Мэри застыла. Она голодна? На самом деле нет. Ни капельки. Что она здесь делает, на кухне? С чистящим средством в руках. Да, она собиралась заняться уборкой. Вот что! Вылетело из головы. Как глупо! Она заметила пыль на столешнице, много пыли. Неудивительно, что она взялась за это. Выбросив все цветы и часть еды, запихнув оставшиеся блюда в морозильник, она начала драить кухонный остров, потом остальные поверхности, между горелками плиты, дверцу холодильника, всё, чему полагалось блестеть. Следующим на очереди был коридор. Она тщательно протерла овальное зеркало в раме из высокопробного серебра, висящее между двумя оттисками миниатюр Хильдегарды Бингенской[54]. С изображением синей женщины, парящей в приливном излучении, и двукрылым ангелом с огненным ликом, у которого из серебристого живота высовывается голова мудреца. Она всегда сопоставляла эту женщину не то чтобы с собой, скорее со своими ощущениями: иногда растерянность, но всегда в окружении теплоты и холода, обволакивающей любви и отравляющего страха. К тому же она плыла не по воде, а по воздуху, а значит, умела летать. Жаль, что у нее не хватает для этого мужества. В свою очередь оттиск ангела не поддавался объяснению. Она знала, что миниатюры основаны на видениях монахини двенадцатого века, поэтому любое значение должно быть божественным по своей природе, не так ли? Голова мудреца, распухший нарыв, что это может значить? Ненасытность мозга, чрезмерное поглощение знаний? Нет. Как она не додумалась раньше? Ангел — это куколка, душа, временно превращающаяся в мудреца. Ей стало интересно, какие мысли вызывали миниатюры у Рэнда, хотя она так никогда и не удосужилась спросить его об этом. Откуда они взялись — с блошиного рынка, из комиссионки или кто-то подарил; она не помнила. С таким же успехом они могли появиться из воздуха. Затем ей на глаза попалась зеленая ваза на деревянной подставке, которую смастерил и отшлифовал Рэнд. Ваза с полупрозрачными завитками цветочной зелени была его подарком, они тогда сбежали, пускай лишь на два дня, но это было так романтично, квинтэссенция момента, когда они с головой окунулись в любовь и сделали так много всего, так много увидели. Благодаря поездке появился их единственный ребенок, чье имя включает всё бытие. Она не могла его вспомнить, имя сына. Имя, о котором позже сожалел Рэнд. Эх, как же его зовут, как же его зовут? У нее болела голова, поэтому она сосредоточилась на воспоминаниях о поездке в Арлен-Бич, как он поднял ее, отнес, словно во время медового месяца, и уложил на вздымающиеся от бриза хлопковые простыни в их номере в отеле, где они занялись любовью с настежь открытым окном. Она ощущала всем телом прохладу близкого океана, и отдаленный прибой докатывался до нее нежным доброжелательным шепотом. Рэнд парил над ней яркой могучей тенью. Она была источником света, создающим его. Он сказал ей это или что-то наподобие, а она заявила, что обратное также верно. Они были и тенью друг друга, и ресурсами света. Вскоре после зачатия они обвенчались в местной католической церкви. Они не были католиками, но выбрали эту церковь назло родителям, которые постоянно совали свои лисьи носы в их дела:

— Совсем недалеко, вниз по этой же улице, есть чудесная баптистская церковь, Мэри, — сказала мать.

— Но, — добавил отец, — возможно, там вас не примут из-за внебрачного зачатия.

Интерьер церкви ошеломил их мозаикой Иисуса с распростертыми руками, струйками крови из головы и из-под ребра. Спаситель, корчащийся в муках и в то же время с безразличным выражением лица, словно ему всё надоело.