Интуиция не подвела: через пол часа Хаэлли нащупал нечто круглое, зашитое в шов куртки. Эльф вспорол кожу, и на ладонь выкатился гладкий кусочек опала, тлеющего магией. Хаэлли сжал его в кулаке, прикрыл глаза — он не мог определить, что за чары были наложены на камень, но по ощущениям… Это весьма напоминало перстень Лерия Аугустуса.
А это значило, что рано или поздно заказчик свяжется с нанятым убийцей.
Хмыкнув, Хаэлли завернул зачарованный камень в тряпицу и сунул в нагрудный карман. Потом все-таки уложил тело эльфа на спину, сложил ему руки на груди и, пробормотав короткую молитву Миенель-Далли, пошел дальше. От спрятанного талисмана веяло теплом эльфийской магии.
***
… И однажды, блуждая лесам Веранту, Хаэлли увидел погоню. В том, что это именно погоня, он не сомневался. В наличии имелись: изможденная, задыхающаяся от долгого и быстрого бега жертва и трое преследователей. Хаэлли, как и полагалось охотнику, успел хорошенько разглядеть всех участников драмы. Жертвой был высокий мужчина в лохмотьях, он удирал со всех ног, время от времени оборачиваясь и швыряя в преследователей пучками магической энергии, свойственной только авашири. Троица в сером отражала эти атаки почти играючи, с каждой минутой сокращая расстояние до цели.
Хаэлли призадумался. Он видел, что беглец черпал силы исключительно в странном решении идти наперекор злой судьбе, что осталось ему недолго, и на сей раз ему не уйти. В свою очередь, от преследователей так разило смертью, что эльф не почувствовал никакой разницы между ними и бароном Брикком. Впрочем, если мыслить здраво, ему не было никакого дела до грязных делишек этих авашири — как не было дела ни до барона Аугустуса и его смертельно опасных интриг, девицы Ассии, убогого городишки Талья, а заодно и леди Валле. Хаэлли выругался, используя новые словечки, усвоенные в Шварцштейне. Леди Валле, которой больше не было в живых… Да, пропади все пропадом, что ж она так привязалась?!! Но ведь и вправду, никакого до них дела. Ведь так?..
Он ощутил тепло на бедре, машинально сдвинул сумку с видящими и… замер, не веря собственной удаче. Это, провались все в Бездну, был Знак! Видящие, самодельные, не самые сильные, внезапно ожили. А это значило только одно: тощий авашири оказался еще одной путеводной нитью, которая могла привести к морро. Следовательно, человек должен был остаться в живых, а он, Хаэлли — сию минуту сделать все, чтобы преследователи отстали.
Более эльф не медлил. Наверное, те люди в серых клобуках и были теми самыми королевскими гончими, которыми стращал барон Аугустус: у каждого из них на груди красовался намалеванный белой краской песий оскал. Быть может, эти гончие и представляли бы серьезную опасность… где-нибудь в городе, в лабиринтах узких, залитых помоями улочек. Быть может, они даже могли добавить изрядно острых ощущений любому авашири, за которым охотились. Но для истинного охотника, да еще и посреди леса, гончие оказались весьма пресной и безынтересной пищей: он успел убить их по одному, в спину, до того, как они сообразили, что из грозной своры сами превратились в дичь. Беглец еще некоторое время продирался сквозь молодой ольховник, дыхание с хрипом вырывалось из его груди, а потом свалился на землю и, подтянув к груди колени, замер.
Наблюдать за ним оказалось занятно: мужчина ждал, что его вот-вот настигнут. Но минуты текли одна за другой, гончие не появлялись (оно и понятно, у них теперь вообще не было никаких забот!), и авашири осторожно приподнялся на локтях, вслушиваясь в полуденную тишину леса.
Хаэлли смотрел и ждал.
Этот измученный человечек оказался весьма любопытным экземпляром,
Человек, за которым Хаэлли наблюдал сейчас, показался еще интереснее леди Валле. Даже образ его отдавал такой же горечью, как луковица, но ведь всем известно, что «лук от семи недуг».
Авашири поднялся и, покачиваясь, двинулся дальше, поминутно оглядываясь и прислушиваясь. Хаэлли незаметно шел за ним, не смея верить в собственную удачу и надеясь в скором времени встретиться с морро.