Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Значит, в определенном смысле можно сказать, что Древняя Греция и Древний Рим не погибли бесследно, и не только по той причине, что просвещенное человечество восхищается статуями и дорогами, но и потому, что они живы сегодня. Точно так же, как люди могут отказываться узнавать в заматерелом щетинистом мужичище белокурое дитя с невинным взглядом, смотрящее со старинной фотографии, - так же они отказываются узнавать благородный Рим во вполне современной Южной Европе и изящную Грецию в мусульманском мире. Но тот Рим, та Греция умерли только в том смысле, в каком более не существует ребенок, развившийся во взрослого человека. Соображения, по которым ислам следует признать за отпрыска греческой цивилизации (не единственного, разумеется), довольно многочисленны - и, как большинство исторических соображений, не обладают математической степенью убедительности. Я укажу только на один пример. Мир ислама в мировой истории оставил много значительных следов, и один из них - передача Европе VIII, IX и следующих веков наследия греческой культуры. Это общеизвестный факт: плоды античной цивилизации приходили в Европу в VIII, IX, X веках именно из мусульманского мира, причем они приходили не как мертвые и давно забытые тексты, а как живое духовное наследие, старательно комментируемое и переживаемое. Эту ситуацию можно описать следующим образом. Был некий молодой человек, который написал замечательные произведения. Потом произошли некие события, страшно изменившие его жизнь, и этот человек пропал из нашего поля зрения, так что мы потеряли доступ к его замечательным творениям. А через много лет к нам является дряхлый старик и передает нам произведения того молодого человека. Причем он оказывается не просто хранителем рукописей - он их изучает и развивает, продумывает заново и распространяет. Этот старик является духовным наследником того исчезнувшего молодого человека - по меньшей мере, если не просто тем же самым человеком. Ислам передал Европе то, что ушло из Европы вместе с классической Грецией.

Трудно проследить детально генеалогию всех культур, тем более что чем древнее культуры, тем больше разошлись их потомки к нашему времени. Нам очень трудно узнать в современном мире ислама наследника греческой цивилизации, но насколько же труднее проследить те черты, которые связывают в преемственный ряд потомство еще более древних цивилизаций. Они настолько давно утратили первоначальное единство, что теперь воспринимаются как изолированные культуры даже знатоками истории. Приблизительно можно выстроить следующую цепь генеалогии культур:

Древний слой:

Дальневосточный регион (Китай, Япония), Африка южнее Сахары, Америка

Новый слой:

Эта чрезвычайно упрощенная схема не указывает конкретного места многих древних культур. Точно так же, как на переходе к новому времени мы видим отделяющиеся, выдифференцирующиеся культурные регионы, как в Средние века возникла не одна цивилизация, а две (ислам и западноевропейская), так и в прежние исторические эпохи шла дифференциация культур и обществ; можно сказать, что те цивилизации, которые мы узнаём как современную Индию, юго-восточную Азию, Переднюю Азию, - эти цивилизации выросли из египетского периода истории, это - дети египетско-аккадской цивилизации.

Чем далее вглубь истории, тем труднее нам правильно трактовать встречающиеся сходства культур, тем меньше мы понимаем внутреннее устройство изучаемых цивилизаций. Становится все труднее при трактовке рядов гомологий не совершать ошибок, связанных с привнесением современных объяснений. Так, люди перестали почитать гром и прочие небесные явления не потому, что выяснили, что это “просто” физика, глупая неорганическая природа, которую надо покорять, а не бояться, а потому, что в древнейшие по отношению к нам эпохи произошло изменение в душах людей, и они перестали воспринимать эти небесные явления как часть собственной душевной жизни или, точнее сказать, перестали ощущать свою душевную жизнь как часть мирового целого. Гром был гневом не по суеверию, а по непосредственному ощущению; опровергать это через “электричество” столь же нелепо, как задаваться вопросом, на каких, собственно, основаниях я думаю, что испытываю гнев, когда испытываю гнев.