Здесь можно возразить, что ислам и христианство наследуют эту черту у иудаизма. Это возражение указывает на генеалогическую преемственность религий, такое возражение могло бы утверждать, что сходство средиземноморских религий по этому признаку является “просто случайным “, что сходство определяется наследованием некоторой черты от общего предка - иудаизма - и не может свидетельствовать о каких-то массовых перестройках душевной жизни. Ответить на это возражение можно было бы, указав, что сама масштабность таких явлений и сложность строения религиозных систем противоречит “случайности” наличия в них какой-то черты. Религии не являются скопищем сбившихся предрассудков, это очень сложные системы, элементы которых глубоко взаимосвязаны, и потому, если мы встречаем резко выраженную черту религиозной жизни, следует полагать, что она существен ным образом связана как с самыми глубокими пластами духовной жизни, культурной жизни данного региона, так и глубинными слоями душевной жизни исповедующих данную религию людей.
Кроме этого, логического ответа на вышеприведенное возражение, возможет и ответ фактический. Имеется пример религии совсем иной, не всемирной, далекой от этого ближневосточного куста высочайших религиозных прозрений. Я имею в виду религию древних германцев. Племена германцев появились на исторической арене в греко-латинс кое время и при всех разительнейших отличиях древнегерманской религии от религий ближневосточных, при всем несомненном сходстве с другими религиозными воззрениями индоевропейцев (ариев, персов и т.д.), яркой чертой этой религии является распрямленность, направленность времени, представление о “конце времен”. Это не заимствование и не подражание, это отражение в мифах, в религиозных воззрениях изменений человеческой души, происходящих у определенных народов, вырывающихся из предыдущего этапа, который мы обозначили как Восток. Культуры этого предыдущего этапа вовсе не вымерли, они процветают (достаточно вспомнить Китай и Японию), - и соседствуют с культурами “новой формации”.
Каждое изменение такого рода происходит не со всем человечеством поголовно, а в определенном обширном культурном регионе, который оказывается для истории этой эпохи важнейшим. Такой “центральный” культурный регион распространяет свое влияние по всей доступной ему ойкумене; так греко-латинский мир уступил миру германскому. Некоторые народы, действительно, вовлекаются в историю “активного центра” путем заимствований или захвата, но это не значит, что “точка роста” истории единственна. Так и в приведенном выше примере культуры, признающие прямое, направленное время (южно-средиземноморское созвездие великих религий и северная религия германских племен), развиваются долгое время независимо. Это независимое развитие является прямым свидетельством того, что общность отношения ко времени у этих религий определяется некоторым общим для них фактором, связанным с определенной исторической эпохой собственного времени и с определенным регионом.
Сходство черт, наблюдаемых в религиозной жизни людей, явственно указывает на строение душ людей в определенную эпоху. Эти черты религиозного мировоззрения - не менее объективный показатель развития душевной жизни, чем последовательность залегания слоев земной коры - показатель развития, эволюции Земли. Можно провести очень простую мысль: Индия является родиной религий, теоретически и практически отрицающих мир; это положение (достаточно грубо и приблизительно сформулированное) нашло отражение как расхожая истина религиоведения. Если рассматривать только индийскую цивилизацию, это кажется причудой, случайностью - почему такой характер имеют религии именно в Индии? почему именно отрицание мира берется здесь за основу? Но вот мы замечаем определенный характер нашей современной цивилизации, который уже в достаточной мере выявился за прошедшие пятьсот с лишним лет: наша цивилизация отличается материалистическим настроем, она утверждает существование мира и радикально отрицает существование сверх-мира, утверждаемого индийскими религиозными системами. В таком случае у нас выстраивается цепь преемственных отношений по поводу мира, и источник смены позиции по этому поводу лежит в устройстве человека.