Можно дать один симптоматичный пример роста “коллективного мышления”. В послевоенные годы особенно развилось новое для науки явления - коллективное авторство. История возникновения коллективного авторства подробно описана в работах историков науки, началось это явление с работ Ферми, приглашенного в Америку для конструирования ядерного реактора, и с тех пор развивается все дальше. Когда группа Ферми, еще до войны, работала в Италии, недостаток финансирования не позволял всем членам группы заниматься собственно научной работой. Некоторые физики должны был тратить свое рабочее время на поиски оборудования, мебели для лаборатории, на оформление документов, стояние в очередях и проч. Несправедливо было бы при указании авторов, то есть тех, кто создал статью, обойти этих людей, без которых работа не была бы выполнена. Это ведь были не профессионалы-снабженцы, а именно физики, и в группе Ферми были специальные “дежурства” - после определенного срока “доставала” сам начинал творческую работу в области ядерной физики, а бывший “творец” отправлялся на рынок искать жесть и краску. В результате каждую статью подписывало по 15-20 человек. Переехав в Америку, Ферми (замечательный организатор науки) привил этот стиль работы, сделал его модным, хотя осмысленность ситуации коллектив ного авторства (оправданного в условиях недостаточного финансиро вания науки в Италии) уже исчезла.
Ранее такая ситуация была немыслима; имеется научная статья, в ней изложена некая мысль: кто ее высказал? кто за нее отвечает? Коллектив, никакой индивидуальный разум за этим не стоит. “Беда, однако, заключается в том, что с развитием науки, и, в частности, таких ее областей, как кибернетика, наука все в большей мере становится зависимой от коллективных, а не индивидуальных усилий. Некоторые энтузиасты утверждают даже, что в науке индивидуальное авторство отживает свой век… Вместе с тем характерно, что и в гуманитарных науках господствующими становятся направления, располагающие к сведению исследования к элементарным процедурам, не требующим индивидуальной инициативы и допускающим массовое применение” (Стеблин-Каменский, 1984:143).
Мы являемся свидетелями процесса изменения категории “авторство”. Возможно ли, чтобы столь понятный и очевидный феномен изменился? Как может не быть автора у текста? Чтобы понять это, следует обратиться к Средним векам и еще более ранним временам. То, что в Средние века не было такого явления, которое мы называем “авторством”, - хорошо установленный факт. Это понятие появилось в Новое время, а то, из чего оно произошло, чему оно аналогично в Средние века, можно назвать “неосознанным авторством”. На материале исландских саг этот феномен был подробно описан М.И. Стеблин-Каменским (1984:49): “В наше время границы между записыванием, списыванием, редактированием, компилированием и сочинением, как правило, совершенно четки. Неосознанность авторской активности подразумевает менее четкое осознание границ человеческой личности”. Именно в отношении осознания границ собственной личности средневековый человек наиболее кардинально отличался от современного. Когда современный человек пересказывает близкому знакомому какой-нибудь интересный случай, стремясь при этом быть правдивым и говорить только то, что было на самом деле, он в гораздо большей степени является автором этой невыдуманной истории, больше вносит в нее своего, больше “сочиняет”, чем скальд, рассказывающий новую сагу.
Современное авторство текста еще не выработалось во времена Средневековья; это “элементарное” и “простое”, с современной точки зрения, понятие, развивалось тысячи лет. Та же ситуация наблюдается и в отношении “элементарного” представления о правдивости текстов. Исландцы не могли себе представить, чтобы рассказываемое в сагах было ложным. Ни те, кто сочинял саги, ни те, кто их слушал, не вносили в повествуемое ни слова лжи. Это была древняя стадия состояния литературы, из которой только впоследствии могло вычлениться сложное деление современной литературы - документальной, то есть по определению правдивой, но наполненной сознательной ложью, и выдуманной или художественной, по типу являющейся вымыслом, но вымыслом правдивым с точки зрения правды характеров и положений. Все эти сложные взаимоотношения жанров были чужды средневековой литературе, она знала только один вид историй - правдивые рассказы. Но можно вспомнить, что в отличие от исландской литературы уже в I в. до Р.Х. Асклепиад Мирлейский различал правдивые, возможные и воображаемые рассказы. Снова мы видим ту же ситуацию: наблюдаемое в германском мире в Средние века типологически подобно очень древним стадиям развития греко-латинского мира, и затем в конце Средних веков и в Новое время вновь возникает то, что возникло сначала в античности, но теперь оно возникает быстро и уверенно, достигая в своем развитии значительно более зрелых стадий, чем при первом появлении.