Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков

Однако Савицкий идет дальше. Отмечая, что «природные ресурсы промышленного развития имеются в России только на востоке и юге, но в силу указанных условий русского прошлого не сюда было направлено историческое устремление» ее, Савицкий делает вывод о «действительно роковом территориальном несовпадении средоточий русской культуры с центрами природных ресурсов России». Собственно, это и есть противоречие, открытое Квашниным-Самариным, между задачами экспансии «труда» и задачами «увеличения награды за труд» через давление на мировой центр. Собственно, это раздвоение между типами империи от моря – делающими упор на «Русскую Евразию» или на балтийско-ближневосточную ось, а также дополнение в рамках первой модели созидания новых баз в «Русской Евразии» экспансией старых центров на юг и на юго-запад через проливы.

Это раздвоение, напряжение характерно для трех крупных геополитических писателей данной фазы – значит, оно не случайно. Это напряжение между неисчерпанным импульсом евразийской фазы (тут же и долгосрочная тенденция, пробивающаяся сквозь циклическую динамику) и тенденциями данной фазы, ее конъюнктурой. Симптоматично, что областью нейтрализации двух ориентировок оказываются Новороссия и Причерноморье. Это участок, вписывающийся и в возобновленную балтийско-черноморскую игру, но также в программу освоения периферий юга и востока. В том или другом качестве это направление присутствует и у Квашнина (как встроенное в «северное»), и у Савицкого (как часть развития периферий), и у Семенова-Тян-Шанского (то как альтернативное тихоокеанскому, то как восполняющее его). (Ср. с тем, как в преевразийскую фазу этот участок вписывался неизменно в разные варианты конструирования пространства России.) Несомненны и переклички с фазой А первого цикла, но в своеобразном наложении на тенденции евразийской фазы (или все-таки на внефазовую динамику?) Ну, конечно, соглашение с Англией увязывается с задачей выхода к Индийскому океану, так что сторонники «славянской политики» видят здесь новую авантюру с теплыми океанами, а стратеги «преевразийской фазы» высказывают соответствующие ожидания и возмущаются их обманом.

VIII

Подобно тому, как в политике России этой фазы сперва могло видеться отсутствие объединяющей «идеи», паразитирование на европейских конфликтах (Троцкий), точно так же и интеллектуальное оформление фазы отличается крайней пестротой, может казаться простейшей эклектикой. Пережитки азианизма, всплески славянофильства и т. п. Однако, можно отличить принципиальную глубинную структуру, и она прямо связана с той двойственностью геополитического задания, которое отличает это время. На смену попыткам пометить особое геокультурное пространство России по критериям, отличающим его от Запада как геокультурного целого, в эту пору видим – возвращение в культурно гетерогенное, лежащее на входе Европы Балто-Черноморье и попытки его реконструировать, опираясь на союзническое участие России во внутренней борьбе разделенной Европы.

Итак, с одной стороны, упор на мотивы балто-черноморские: концепты регенерации, восстановления полувассальной Польши, а в то же время новый упор на темы Константинополя, проливов, Ближнего Востока как балто-черноморского предела. Кризис идей славянской общности, негативное отношение верхов к претензиям Болгарии на роль хранительницы проливов оборачивается возрождением схем, в какой-то мере перекликающихся с построениями К. Леонтьева, но скорее уходящих в допанславистскую эпоху России – в XVIII и даже в XVII в. Конфессиональный признак выпячивается вперед, заслоняя этнолингвистический. В церковных кругах появляется тема превращения мусульманского Ближнего Востока в православный, и всё это вперемежку с отзвуками греческого проекта (воссоздание союзной России греко-византийской империи в выступлениях владыки Антония Волынского), вассальная Турция, регенерация Польши и т. д.

С другой стороны, регенерации XVIII в. уводят в петровскую эпоху, но при большей рефлексивной способности выявления принципиальных глубинных структур имперской геостратегии. Такова концепция Квашнина-Самарина, одного из самых ярких геополитических мыслителей этого времени. Концепция мирового культурно-экономического центра, в данный момент лежащего вблизи Балтики и противостоящего духовному центру мира – России – Третьему Риму, и борьба этих центров за возобладание одного над другим, причем для России этот путь к возобладанию заключается в том, чтобы, включаясь в борьбу европейских стран за гегемонию, выдвинуться между «мнимым центром» и охраняющими его, но и соперничающими за него силами. Здесь и глубокий архаизм, и сложный ряд реминисценций (включая «Завещание Петра Великого»), и геоэкономическая зоркость, и поразительное разоблачение глубинных структур имперской геостратегии.