Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. Русская сказка

В нашей науке появилось стремление устанавливать известные типы сказочников. Собиратели часто относят своих исполнителей к тем или иным типам. Такое стремление вполне закономерно и оправданно. Однако оно будет иметь подлинно научное значение только тогда, когда самое понятие «тип» будет определено совершенно точно. Тип сказителя может быть установлен по самым разнообразным признакам, и все эти признаки в равной степени могут считаться важными и определяющими.

Так, тип сказителя может быть определен по характеру его репертуара. В этом случае типы исполнителей определяются жанрами самой сказки. Возможность такого распределения обусловливается степенью изученности жанра. Можно говорить о сказителях-эпиках, тяготеющих к волшебной сказке, новеллистах, предпочитающих бытовую и анекдотическую сказку, моралистах, тяготеющих к нравоучительной легенде, и т. д. Однако фактически мы видим, что большинство сказителей, записанных достаточно полно, знают несколько видов сказки, и можно говорить только о преобладании того или иного жанра или тяготении к нему. Такие крупные мастера, как Ф. П. Господарев, знают решительно все виды сказки. Издатель Н. В. Новиков относит его к типу «универсалов». Это определение, в сущности, снимает самое понятие «тип».

Выдвигался собирателями и другой, очень существенный признак, а именно манера или способ исполнения. Мы имеем ряд прекрасных описаний таких способов (Н. Гринкова. Сказки Куприянихи; И. Карнаухова. Сказочники и сказки в Заонежье). Несомненно, что эта сторона жизни сказок также подлежит подробному рассмотрению и изучению. Очевидно также, что способ исполнения и характер репертуара стоят в некоторой связи. Волшебная сказка рассказывается иначе, чем острая сатирическая, шуточная или балагурная сказка. Однако это не общее правило. Сказочник-балагур рассказывает и волшебную сказку, но пронизывает ее элементами реализма и комизма, меняя ее до неузнаваемости. Поэтому выдвигается и другая сторона творчества исполнителей, а именно их стиль. Мы неоднократно встречаем определение сказочников как реалистов. Такая постановка вопроса требует предварительного изучения различных видов стиля, имеющихся в составе русского репертуара.

Наконец, возможно определение по степени самостоятельности творчества. Есть среди сказочников смелые новаторы, импровизаторы, которые всякий раз ведут рассказ по-новому, и есть такие, которые слепо следуют традиции, которые воспроизводят раз усвоенный текст без произвольных изменений. Такие исполнители не всегда принадлежат к худшим, они – хранители традиции. Но среди них имеются и такие, которые не могут хорошо запомнить и воспроизвести слышанный текст, и в их устах сказка подвергается порче, сокращениям, распаду.

Таким образом, распределение (типологизация, классификация) исполнителей встречает еще значительные трудности. Чаще всего оно производится собирателями для своих исполнителей, причем их мало интересуют материалы других собраний. Имеющиеся попытки распределения не согласованы друг с другом. Трудности принципиального характера соединяются с недостаточностью материалов.

Чтобы судить о характере исполнителя, от него должен быть записан значительный материал, и сам исполнитель должен быть исчерпывающе научно описан. В большинстве же случаев мы имеем очень немногочисленные записи текстов от отдельных лиц при лаконичной биографии или характеристике, которая не представляет собой научного описания. Так, братья Соколовы записали 163 текста от 47 исполнителей. На одного исполнителя падает, таким образом, в среднем от трех до четырех текстов. Этого материала недостаточно для того, чтобы судить о подлинном лице сказочника.

Ввиду изложенного правильнее будет пока не говорить о типах сказителей; такому рассмотрению должно предшествовать всестороннее рассмотрение хорошо известных исполнителей. Мы остановимся на наиболее показательных образцах исполнителей.

Некоторые крупные мастера