Морган ускользает

В понедельник погода испортилась, солнце показалось только в четверг, когда было уже поздно, потому что каждый из оставшихся в коттедже успел разозлиться на всех остальных. Билли с Присциллой уехали в припадке раздражения раньше, чем собирались, – Присцилла в машине Бриндл. Луиза поругалась с Кэйт из-за каких-то оладий с черникой, и Бонни сказала Моргану, что он должен будет посадить Луизу в свой пикап. Ей не под силу ехать в одной машине с этой парочкой. Однако Морган везти мать домой не желал. Он предвкушал поездку в одиночестве – выехать спозаранку и нигде не останавливаться. А добравшись до дома, заглянуть к Джошуа Беннетту, антиквару. И может быть, прогуляться потом по центру города, посмотреть, что там без него изменилось. Нет, Луиза в его планы никак не вписывалась. И потому субботним утром, пока остальные еще укладывали вещи, он забросил в кузов пикапа свою энциклопедию, сказал: «Всем до свидания» – и удрал. Отъезжая по улочке в сторону шоссе, он видел в зеркальце заднего обзора бежавшую за ним Кэйт, сходившую с веранды и кричавшую что-то Бонни и Луизу, которая стояла, прикрыв ладонью глаза, в дверях коттеджа. От этой семейки так просто не улизнешь. Вечно приходится рвать какие-то нити, распутывать клубки.

Ехал он, слегка превышая дозволенную скорость, а один раз даже своротил на обочину, чтобы обогнать вереницу машин. У Кент-Нэрроус прождать пришлось всего несколько минут, а мост он миновал и вовсе без задержки. Пролетая по нему, Морган ощущал себя парящим в воздухе. До Балтимора он добрался около одиннадцати, а к дому подъехал в одиннадцать двадцать, задолго до Бонни и прочих.

Двор зарос, его покрывали рулоны газет. Дом был прохладен, шторы опущены, воздух затхл, под почтовой щелью у двери скопилась груда писем. В столовой сидела, раскладывая пасьянс, Бриндл. На груди ее халата желтели кофейные пятна. Когда Морган вошел, Бриндл отсутствующе поворошила пальцами воздух и положила бубнового валета поверх дамы пик.

– Прости, что не собрала газеты, – сказала она, – просто не хотела выходить наружу, потому что бо́льшую часть недели перед домом торчала машина Роберта Робертса.

– А он упорный, – заметил Морган. И присел рядом с ней, чтобы разобрать почту.

– Я даже за молоком сбегать не могла или хлеба купить, пришлось обходиться тем, что нашлось в доме. Главным образом сардинами и солониной. Мне казалось, что я в подводной лодке сижу, и страшно хотелось пожевать латука. Но в общем было неплохо. Я ничего против не имела. Вспоминала времена, когда мы были маленькими и бедными. Морган, – спросила она, держа перед собой в воздухе десятку треф, – разве мы не были счастливее в каком-то смысле, когда боролись с бедностью?

– По-моему, мы и сейчас с ней боремся.

Элегантно голубой конверт, надписанный именем Присциллы и содержавший, скорее всего, благодарственную записку. Устал он от них, если откровенно. Морган взял другой конверт, тот был потолще и выглядел многообещающим, вскрыл его. Внутри обнаружилась завернутая в письмо пачка фотографий. Он посмотрел на подпись: Эмили. Итак? Дорогие Морган и Бонни, – писала она опрятным почерком, который показался ему несколько деланным, – еще раз спасибо за прекрасный отдых. Надеюсь, мы не доставили вам слишком много хлопот. Под конец мы так торопились, стараясь уехать дотемна, и теперь мне кажется, что мы не попрощались с вами как следует. Вы были, принимая нас, до того милы, мы все так хорошо…

Морган поморщился и взялся за снимки. Вяло перебрал их. А потом сел попрямее и просмотрел фотографии заново. Положил на обеденный стол одну, рядом другую, еще другую. Бонни, Роберт, Бриндл, Кэйт…

Каждый из снятых сидел одиноко, купаясь в янтарном свете, какого в Бетани-Бич, штат Делавэр, определенно никто отродясь не видел. Бонни сложила руки на животе и улыбалась лучезарной улыбкой. Роберт Робертс сиял в чужой рубашке, точно молодожен, кожа Бриндл отливала сочным оттенком бесценного живописного полотна. Упрямо надувшая губы Кэйт выглядела знойной и загадочной, как экзотический плод. Сдвинутое на затылок сомбреро Моргана обратилось в нимб, а белые нити бороды придавали его лицу глубину и фактуру резного изваяния. Ладно, все дело в пленке. Дешевой, или просроченной, или недопроявленной пленке.