Морганы. Династия крупнейших олигархов

Неприятие Морганом социального законодательства разделял весь его класс. Магнаты высокомерно отвергали реформу, утверждая, что патерналистское законодательство разрушит здоровый индивидуализм американского народа. Но эти же магнаты скромно замалчивали то, что монополистические объединения подавили экономический индивидуализм, и тот факт, что сами они никогда не отрицали патерналистское законодательство, благосклонное к их собственным интересам. Привыкшие к тому, что политика всегда защищала их привилегии и доходы, магнаты от промышленности и финансов боялись политики, которая руководствовалась более широкими социальными интересами. Поэтому они яростно сопротивлялись экономическим и политическим реформам. Федеральные налоги на корпоративные и личные доходы, принятые теперь в фискальной системе США, характерно клеймились как конфискационные, как преддверие социализма. Один банкир по этому поводу сказал: «Вместо того чтобы вводить налоги на доходы, правительство должно платить премии тем, кто добился значительного финансового успеха».

По церковному писанию — «Дается тому, кто имеет, и берется у того, кто не имеет». Любое изменение встречалось в штыки, если только это изменение не происходило в интересах плутократии. Морган и другие магнаты были виновны не только в «ужасном преступлении быть богатыми», но и в более серьезном — они отказывались признать как саму социальную несправедливость, так и необходимость законодательства, способного ее исправить.

Но помимо своего основного значения борьба за социальное законодательство и реформы поддавала пару для более решительной борьбы за правительственное регулирование деятельности корпоративных объединений, против которых и было направлено острие этой борьбы. Теперь эта борьба принимала политический характер. Хотя сам Морган презирал политику, большинство его соратников занимались ею (зачастую коррумпированные политики) для продвижения интересов предприятий, находившихся под контролем дома Морганов. Более того, представляя собой маховик развивающихся экономических сил и антагонистических классовых интересов, политика не могла не принимать во внимание как Моргана, так и его систему, во многих аспектах бросавшую вызов правительству и его власти.

Концентрированный капитализм построил огромную промышленную и финансовую структуру, почти полностью независимую от контроля правительства. Сложность данной структуры требовала регулирования. Морганизация предоставила некоторую степень такого регулирования посредством ведомственного контроля за финансовыми ресурсами и промышленностью, путем ограничения конкуренции и внедрения системы общности интересов. Но такое регулирование было неполным и действовало главным образом с учетом интересов конкретных групп. (Более того, хоть Морган и считал иначе, финансовые и социальные проблемы неразделимы.) Возникла необходимость унифицировать капитализм, приспособить экономику и политику друг к другу в условиях новой системы централизованной промышленности и финансов. А это означало усиление правительственного контроля над корпоративными объединениями, включая саму морганизацию. В борьбе за внедрение такого регулирования правительство неминуемо сталкивалось с домом Морганов — самым важным представителем централизованной промышленности и финансов, действовавшим почти полностью независимо от правительственного контроля.

В то время как, в отличие от брайанизма, это новое движение за регулирование корпоративных объединений принимало индустриализм и большой бизнес, поступало множество предложений о роспуске этих объединений, и даже предложения заключить в тюрьму таких магнатов, как Пирпонт Морган, чтобы научить их уважать закон. В этом движении, и особенно в деле перестройки в интересах самого концентрированного капитализма, прозвучала угроза, что недовольство корпоративными злоупотреблениями может оказать деструктивное влияние на капитализм, если только большой бизнес не «приберет у себя в доме».

Озвучивая этот протест, президент Теодор Рузвельт, не сдерживая своих чувств, назвал магнатов «сборищем глупцов и идиотов», а их реакционный снобизм — пособником радикализма. Он утверждал, что «серьезные социальные проблемы», вызванные промышленным развитием, требуют принятия соответствующего законодательства, но вместе с тем добавил: «Мы не пытаемся задавить богатых людей, скорее наоборот, мы не потерпим каких-либо нападок на их права».

Разделяя ужас среднего класса перед классовой войной, Рузвельт предложил ради обеспечения социального мира регулировать как плутократию, так и пролетариат и осудил социалистов и радикалов так же яростно, как и «нехороших богачей».

В своей политике Рузвельт был скорее реалистом, чем радикалом. «Великое достижение индустриализма, — сказал президент, — означает необходимость усиления контроля правительства за предприятиями бизнеса».