Моряк Дорган и нефритовая обезьяна

- Главный номер был? - спросил я.

- Будет сейчас, - проворчал он.

- У меня нет денег, - начал я.

- И что ты хочешь мне этим сказать? - усмехнулся он жестоко.

- Я хочу, чтобы ты пропустил меня внутрь, ты свинячье рыло, хромой, плоскоголовый сын английского бабуина, - ответил я, контролируя свой праведный гнев.

- Пошел отсюда, ты морская горилла, - он криво усмехнулся. Не выдержав этого, я словно обезумел, я запустил правой прямо в окно кассы и пометил его квадратную рожу, и он отправился спать с нездоровой улыбкой на расквашенных губах, как говорят поэты.

Обнаружив, что продавец билетов закрыл дверь изнутри, - так он мог наблюдать бой без помех, - я был вынужден выломать ее. На шум вышел еще один билетер, человек смешанной расы, и он достаточно невежливо выхватил свой нож и ткнул им в меня. Начиная понимать, что здесь мне не рады, я проигнорировал свое чувство обиды и, протянув кулак метису, который отправил его отдыхать в угол, я зашагал дальше по коридору и остановился около ринга.

На ринге пара причудливых танцоров изображала угрожающие позы и всякое такое, и толпа ворчала. Болельщики, которые часто посещают "Тихий Час" не ищут первоклассный спорт; то, что они хотят - кровь, льющуюся галлонами. Если один из бойцов не падал на ринг как подкошенный, а другой не оттаскивал его, они считали, что бой был подстроен, и начинали громить притон.

У них были некоторые причины для раздражения в этом случае. Я знал обоих танцующих этот вальс бойцов главного номера - пара талантливых барменов, которые не любят когда проливается их кровь. Спагони был достаточно глуп, чтобы заплатить им заранее, и поэтому не было никакого энтузиазма в их движениях. Толпа начинала возмущаться и двигаться неспокойно.

Как только я добрался до ринга, где и встал, закрывая людям обзор и увеличивая их раздражение, я начал кричать:

- Кто доволен этим кекуоком*? Пусть покажут бой или гнать их прочь! О, какая горячая пара! Почему бы вам не поцеловаться и не помириться?

Любая недовольная толпа нуждается в лидере с сильным голосом. Мгновенно зрители начали кричать, вопить и ругаться, а мнимые бойцы перестали размахивать кулаками друг перед другом и огляделись вокруг, выискивая того, кто начал суматоху. Я - мужчина, который выделяется в любой толпе, и они быстро заметили меня.

- Это же хулиган Дорган, - сказал один из них.

- Что ты пытаешься начать? - потребовал другой.

- Я ничего не начинаю, я могу закончить! - Я, громко хмыкнув, быстро перелез через канаты. Они двинулись ко мне с воинственными намерениями, но тут толпа начала бросать разные предметы. Воздух был полон гнилых яиц, вялой капусты и дохлых кошек, и бойцы с рефери скрылись за ширмой, преследуемые этими снарядами и унизительными криками обезумевших болельщиков.

Я прошел по ковру из гнилых овощей, увернулся от некоторых еще, и, стоя в середине ринга, обратился к толпе голосом, который мог бы использоваться в былые времена вместо сирены.

Толпа, будучи в плохом настроении, пыталась реветь в мою сторону, но быстро поняв тщетность своих слабых голосов перекричать мой и истратив все свои боеприпасы, зрители успокоились и дали мне слово.

- Вы все стали свидетелями пародии на искусство бокса, - прокричал я. - Вы все довольны?

- Нет! - завопили они.

- Тогда успокойтесь, вы хвастуны, вонючие водосточные крысы, - заревел я, - и я дам вам шанс увидеть настоящий поединок. Я ставлю пятьдесят баксов, и скажу, что я могу побить любого мужчину в этом доме, здесь на этом ринге, сейчас.

На секунду в зале воцарилась тишина, в это время все задиры и хвастуны в зале затихли, спешно считая свои деньги - эгоизм и невежество мужчин удивительны - затем поднялся гигантский финн родом из американского гетто, которого я знал как "Рыба-меч" Коннолли, самый жестокий матрос, который когда-либо оказывался на борту работорговца.

- Я ставлю пятьдесят баксов на то, что ты лжец! - проревел он, размахивая пачкой зеленых.

- Ложи свои деньги и поднимайся! - взревел я, начав снимать свои шмотки. Я часто носил одежду для ринга под уличной, когда был в порту, чтобы всегда быть готовым выйти на ринг в любую секунду.

- Ложи свои, - прорычал он. - Я иду в раздевалку подыскать себе подходящую одежду. Когда я вернусь, мы оставим наши деньги Спагони.

Толпа к этому времени ликовала, зная наши репутации. Коннолли важно направился в комнатушку, которая служила раздевалкой, а я позвал Спагони подойти ко мне. Он потирал руки с ликованием, потому что это было взрывной удачей для него - это будет истеричный конец шоу для поклонников, и ничего не будет стоить ему.

Так что я отвел его в угол и сказал:

- Спагони, я делаю тебе одолжение, проводя бой с Коннолли в твоем клубе. Теперь, Спагони, когда Рыба-меч придет сюда и даст тебе свои пятьдесят баксов, ты скажешь ему, что я уже поставил свои полсотни.

- Но ты ничего не поставил, - запротестовал он. - Ты хочешь, чтобы я солгал?