Моряк Дорган и нефритовая обезьяна

Наконец, в ярости я обрушил сверху вниз свою правую ему на затылок, что заставило вытянуться его плоское лицо. Я повернулся, направляясь в свой угол, когда - бам! - один из его секундантов опрокинул на него полное ведро ледяной воды, и Коннолли пришел в себя с бешеным воплем. Он распрямился с дикими глазами и воем и, очевидно, обвиняя меня за эту ледяную воду, бросился безумно в бой. Я встал в стойку, чтобы встретить его, но моя нога скользнула по мокрому холсту - мой левый хук рассек лишь воздух над его головой, и Коннолли торпедировал меня ужасным ударом правой в солнечное сплетение. Падая, я залепил ему сверху левым свингом по челюсти, и раунд закончился для нас обоих на полу.

Секунданты растащили нас по углам и подперли стульями. Я отчетливо видел, что Коннолли падал раза три, пока они пытались провести его в чувство, пихая нюхательную соль ему в ноздри. Я был словно завязан в узел и не мог ни выровнять свое дыхание, ни разогнуться. Наконец, мой секундант уперся коленом в середину моей спины, схватил меня за плечи и, потянув изо всех сил, заставил меня распрямиться, и я начал чувствовать себя лучше.

Я увидел, как секундант Коннолли сдернул его правую перчатку и разминает его руку, но я был слишком занят своим ослабшим желудком, поэтому ничего не сказал рефери. В любом случае, судья в "Тихом Часе" не станет беспокоиться о том, что происходит между раундами - или во время любого раунда, если на то пошло. Они абсолютно терпимы насчет таких вещей, как фол и все такое.

Я всегда восстанавливаю силы достаточно быстро и чувствовал себя относительно хорошо, когда вышел на третий раунд. Я шел в нетерпении начать бой, но Коннолли вышел медленно и попятился, когда я надвинулся на него.

Он повертел передо мной своей левой, а правая все это время была на боевом взводе. Толпа закричала на меня, чтобы я шел вперед и покончил с ним. Я поступил именно так, не потому, что меня заботили их вопли, но потому, что не имею желания валять дурака, когда могу ринуться в бой.

Я увернулся, поднырнув под его левый хук, и тут он атаковал правой - банг! И я оказался на спине в середине ринга, чувствуя, что мой череп почти разбит, и слыша, как толпа сходит с ума от увиденного где-то там далеко, почти на краю Вселенной. Сквозь клубящийся туман я услышал, что рефери начал отсчет, и увидел смутно Коннолли, висящего на канатах и зло усмехающегося в мою сторону. Я понял! Его правая перчатка была заряжена свинцом весом около фунта! Я могу сказать, что отлично почувствовал это.

Я попытался встать и убить Коннолли, но все силы ушли из моих ног.

- Пять! - сказал судья.

- Десять тысяч баксов! - застонал я, начав ползти к канатам.

- Шесть! - сказал судья. До этих канатов, казалось, тысячи миль. Я попытался схватиться за них, промахнулся и упал с почерневшим лицом.

- Семь! - сказал судья. Я попытался достать канаты снова, поймал и начал тащить себя вверх.

- Восемь! - сказал судья.

- Красотка в беде! - булькал я, поднимаясь на одно колено.

- Девять! - сказал судья. И я поднялся, качаясь и шатаясь, но держась за канаты.

Коннолли поспешил, чтобы покончить со мной, и запустил свою заряженную правую, как человек бросающий молот. Но я увидел это и за милю, и когда тяжелый снаряд рассек воздух, я увернулся, отпустив веревки, и упал прямо на Коннолли. Мой вес почти свалил его с ног, и он должен был ухватиться за канаты, чтобы удержаться на ногах.

Я продолжал, словно гризли, в то время пока толпа визжала, упрямо висеть на Коннолли, и судья напрасно пытался оттащить меня от него. Но через несколько секунд сила вернулась к моим онемевшим ногам, и когда я, наконец, вырвался, я был снова человеком.

Коннолли бросился вперед, словно бешеный зверь, размахивая утяжеленной правой и почти падая с ног. И я понял, что он мой. Его атакующей была правая. Но сейчас в ней было так много свинца, что он не мог наносить ею стремительные ужасающие удары. Он вынужден был размахивать ей как дубиной - тяжело и медленно.

Видя это, я дьявольски расхохотался и приблизился к нему. Я не обращал внимания на его левую. Я кружил вокруг него все время, подальше от его правой, - между тем, силы покидали нас обоих. Он телеграфировал об атаке правой каждый раз, и я тогда наносил удар или уворачивался. Он проигрывал. Он вспотел, мычал и пыхтел, бил и пропускал - а тем времен я разрушал обеими руками его торс. Он избивал меня своей левой, весь в бардовых потоках, но эта его рука не была начинена динамитом. Наконец, в отчаянии он снова атаковал правой. Я шагнул к нему и с треском всадил левой по челюсти со всех оставшихся сил. Этот удар начался от бедра и мог бы свалить быка. Коннолли рухнул со страшным грохотом и даже не шевельнулся, пока не окончился счет.

Крики толпы еще рвались в небеса, когда я выхватил полтинник побежденного бойца из жадных рук Спагони, схватил свою уличную одежку и выбежал с арены. Когда я бежал по улице, люди уходили с моего пути, по-видимому, считая, что я пьян или сошел с ума, но это не имело никакого значения для меня.