Всего в отгороженной от общего загона комнате находилось двадцать рабынь, тех, кого регулярно выводили в капюшонах. Мы с Альциноей видели их, даже рассмотрели в свете лампы, обнаружив среди них, испуганную рабыню, да теперь всего лишь простую рабыню, одну среди многих, которая прежде была известна как Талена, Убара Ара времён Большой Измены. Я предположил, что ей дали другое имя, как это обычно бывает с рабынями, но я не знал, какое именно. Также я был уверен, что и Серемидию не составило бы труда опознать её, но я сомневался, что ему могло быть известно о том, что она находилась совсем рядом. Помимо нас двоих, конечно, её знала в лицо Альциноя. Но, насколько я знал, нас, тех кто мог опознать бывшую Убару, было только трое, конечно если не считать нескольких из пани, кому могла быть известна её подноготная. Разумеется, у меня не было ни малейшего желания или намерения раскрывать её личность. Это могло бы стоить жизни. Признаться, в этот момент я позавидовал многим своим товарищам из числа солдат и моряков, которые могли просто рассматривать её, как мужчина рассматривает рабыню, просто как ещё одну рабыню. Безусловно, именно так её теперь и следовало рассматривать, поскольку это было всё, чем она теперь была. Давайте рассматривать женщин, как рабынь. Поскольку именно тогда их рассматривают как женщин.
Мимо меня пробрели рабыни-надсмотрщицы.
Они были прикованы за запястья ко всем остальным, и одеты они были точно так же, и были такими же босыми. В прошлом остались их стрекала и хлысты. В прошлом теперь была их власть. Как рабыни они представляли собой совсем бросовый товар. Я сомневался, что раздетые и выставленные на показ, они принесут сколь-нибудь значимые деньги на невольничьем рынке. Безусловно, некоторым мужчинам могли бы понравиться и они. Возможно, их могли бы купить какие-нибудь Крестьяне, надо же кому-то окучивать сулы, полоть бобы, таскать пойло тарскам, тянуть плуг и, наконец, согревать их ноги зимними ночами.
Я не ожидал, что смогу узнать всех рабынь из приватной комнаты загона палубы «Венна», всё же видел я их только один раз, при слабом свете, но у меня не было никаких сомнений, что некоторых из них я узнаю наверняка.
Последний десяток, как уже было отмечено, присоединили к каравану.
— Гляньте-ка на волосы вон той, — восхищённо произнёс какой-то парень.
Это точно была одна из тех, кого прятали в отгороженной комнате. Её ярко рыжие волосы горели пламенем, начинавшимся от середины её икр.
Затем я увидел другую, из тех, кого запомнил. «Замечательно, — подумал я. — Они все здесь, смешаны с остальными. Значит и Талена должна быть где-то здесь». Было интересно посмотреть на них при дневном свете. Вообще, я запомнил примерно шесть или семь девушек.
— Голову не поднимать, — бросил юнец пани одной из рабынь и стегнул один раз поперёк икр под кромкой туники.
— Да, Господин! — вскрикнула она. — Простите меня, Господин!
Мне это понравилось. Рабыни должны сознавать себя рабынями, поскольку это все, чем они являются.
Конечно, для них было большим искушением посмотреть вверх, туда, где возвышался замок Лорда Темму.
Любопытство, возможно, не подобает кейджере, но они неисправимо любопытны. Они готовы подлизываться и умолять ради малейшего лакомого кусочка информации, целовать колени и стопы, заискивающе смотреть снизу вверх. По любопытству с ними могут соперничать разве что маленькие, проворные сару, скачущие среди ветвей тропических лесов Уа.
Наконец, я увидел её, почти в самом хвосте каравана, возможно, семнадцатой или восемнадцатой с конца.
Меня она, конечно, не видела, так как головы поднять не решалась, как и положено рабыне, которой она была, и я полагаю, теперь сознавала себя таковой. Даже если бы у неё ещё оставались сомнения в этом вопросе, то встреча с плетью мгновенно убедила бы её в обратном.
Это — замечательный и, по-своему, прекрасный момент, когда женщина понимает то, кто она есть, что она — рабыня. Она становится цельной внутри самой себя, довольной и любящей.
Боль позади.
Она — собственность своего господина.
И всё же у неё пока не было какого-либо определённого владельца. Она была собственностью корабля, а это совсем другое дело. Разумеется, пани могли отдать её любому. Возможно, она могла быть предназначена лично Лорду Ямаде, среди прочих подарков, в качестве ходатайства о мире или милосердии, или как символ уважения либо доброй воли.
Я не отрывал глаз от шедшей в караване девушки. Мне было интересно. Её могли ударить точно так же, как любую другую рабыню.
Кому, ещё сравнительно недавно, могла бы прийти в голову крамольная мысль о том, что Талену, Убару Ара можно ударить?
Теперь, как рабыня, она превратилась в объект для плети мальчишки.