Моряки Гора

— Честно говоря, мне не по душе её туника, — признался я. — Слишком уж она длинная, плотная и совершенно непрозрачная. Шёлковая тряпка куда лучше напомнила бы ей, что она — рабыня.

Тогда мужчина отстранил её на вытянутые руки и принялся любоваться. Его глаза блестели от восхищения.

— Какого цвет у неё глаза? — полюбопытствовал я, то так и не получил ответа, поскольку они снова прижались друг к другу.

Как я позже установил, глаза у неё были карими, а в тот момент мне показалось, что общаться с Каллием у меня не получится.

— А она всё ещё белый шелк? — поинтересовался я.

— Не знаю, — пробормотал он.

— Уверен, тебе интересно, — предположил я.

Безусловно, белошёлковые рабыни крайне редки.

Поняв, что из общения с Каллием толку всё равно не будет, я решил попробовать поговорить с рабыней.

— Ей можно говорить? — осведомился я у косианца.

— Да, — отозвался он. — Конечно.

Признаться, поведение Каллия меня начало тревожить. Очевидно, что он ответил на мой вопрос не задумываясь, а точнее необдуманно. В любом случае, всё выглядело так, что он предоставлял ей постоянное разрешение говорить. Конечно, так поступают многие рабовладельцы, но это делается с пониманием того, что это разрешение может быть отозвано в любое время. Он даже не заставил рабыню ждать, не дал ей какое-то время помучиться в нехороших предчувствиях, прежде чем огласить своё решение данного вопроса. Однако, хотя многие хозяева рабынь действительно предоставляют своим девушкам постоянное разрешение говорить, но есть немало и тех, кто этого не делает, и ожидают, что кейджера, по крайней мере, при нормальных условиях прежде чем заговорить спросит на это разрешения. Найдётся немного того, что даёт женщине понять яснее, что она действительно рабыня, чем то, что она не может заговорить без позволения своего владельца.

— Рабыня, — позвал я.

— Господин? — откликнулась она.

— Ты — белый или красный шёлк?

— Белый, белый, белый! — отвечала девушка, в промежутках между поцелуями, а затем принялась облизывать плечо своего хозяина, по-видимому, таким образом, подобно животному, признаваясь в любви и пытаясь выпросить для себя ещё немного его ласки.

Её ответ показался мне достаточно ясным. Похоже, что её вполне сознательно сохраняли белым шёлком. Правда, глядя на её поведение, на блеск пота, покрывавшего её тело, на алчность и пыл её поцелуев, на влажность волос, откинутых назад и обнаживших шею, мне было трудно поверить в то, что она оставалась белым шёлком. Как уже было упомянуто, белошёлковые рабыни — редкость несусветная. Зачастую в работорговом доме таких просто нет ни одной.

Учитывая внешность этой рабыни, более чем заметную, хотя я видел многих и получше, мне казалось маловероятным, что она действительно могла быть белым шёлком. Её тело, его восхитительность и живость, её движения и то, как она льнёт к мужчине, трётся об него, его жалобные стоны и отчаянные касания, всё это не предлагало девственности. Безусловно, данный факт легко проверяется, и любой работорговец знает, как это делается. Но если она и вправду всё ещё была белым шёлком, было бы интересно поразмышлять на тему, во что она могла превратиться, после того как, став красным шёлком, падёт жертвой непреодолимых рабских огней. Как легко можно управлять рабыней, контролировать её, когда в твоих руках такой мощный стимул! Должна ли она ждать? Захочет ли хозяин удовлетворить их, и как часто, и каким образом, и до какой степени? Красношёлковую рабыню, прежде чем выставить на сцену аукциона, зачастую могут лишить мужского внимания на несколько дней, скажем, на четыре или пять, чтобы она корчилась в опилках с неподдельной страстью, ещё жалобнее тянула руки к покупателям, воя о своих потребностях.

— Тебе уже давали рабское вино? — спросил я.

Этот вопрос мне показался более чем разумным, учитывая их крайне опрометчивые действия, которые могли бы привести Каллия и его рабыню к не совсем желательным последствиям. К таким вопросам лучше подходить с трезвой головой, чего как раз в данный момент не наблюдалось. Тем более этот вопрос следовало задать, поскольку эта белошёлковая рабыня не казалась жаждущей долго оставаться в этом статусе.

— Да, Господин, — простонала рабыня, задыхаясь от страсти, — эту жуткую гадость залили мне прямо в горло почти сразу после того, как надели на меня первый ошейник. А когда меня доставили на борт огромного корабля, построенного Терситом, эту процедуру повторили. Потом меня поили снадобьем по прибытии на Конец Мира, и ещё раз уже здесь в Брундизиуме, прежде чем отвести на берег.