Читаем Морис Бланшо: Голос, пришедший извне полностью

Морис Бланшо: Голос, пришедший извне

– Entmundigte Lippe, melde,dass etwas geschieht, noch immer,unweit von dir.

diesesBrot kauen, mitSchreibzahnen.

O diese wandernde leeregastliche Mitte. Getrennt,fall ich dir zu, fallstdu mir…Ein Nichtswaren wir, sind wir, werdenwir bleiben, bluhend:die Nichts-, dieNiemandsrose.

Или в другом месте:

Поющийся остаток

со следующим финалом:

Запретная, безротая губа,скажи,что что-то еще происходитневдалеке от тебя.

Фраза, написанная с жуткой простотой, предназначенная остаться в нас, в неуверенности, за которую она держится, неся переплетенными движение надежды и неподвижность тоски, потребность в невозможном, ибо из запретного, только из запретного может прийти то, что можно сказать: «вот хлеб – жевать письмa зубами».

Да, даже там, где царит ничто, даже когда вершит труды свои разлука, отношения, пусть прерванные, не разорваны.

О пустота блуждающего центра,гостеприимца. Разлученные,я падаю в тебя, ты падаешьв меня…Ничтомы были, есть,останемся в цвету:ничто-жною,ничейной розой.…Es ist,ich weiss es, nicht wahr,dass wir lebten, es gingblind nur ein Atem zwischenDort und Nicht-da und Zuweilen <…>ich weiss,ich weiss und du weisst, wir wussten,wir wussten nicht, wirwaren ja da und nicht dort,und zuweilen, wennnur das Nichts zwischen uns stand, fandenwir ganz zueinander.Sichtbares, Horbares, dasfrei-werdende Zeltwort:Mitsammen.

И следующее, что нужно заново воспринять во всей жесткости:

…Этоя знаю, неправда,что жили мы, толькослепым проходило дыхание междутам и нездесь и подчас…я знаю,знаю я и знаешь ты, мы знали,не знали мы, мыбыли там ведь и не там – подчас,когда меж намивставало лишь Ничто,оказывались мыскрепленными друг с другом.

Так что при переходе через пустыню (анабасис) всегда сохраняется, словно чтобы укрыться в нем, некое свободное слово, которое можно увидеть, услышать: «быть вместе».

Глаза, слепые к миру, в чередетрещин умирания. Иду,в сердце рост жесткий.Иду я.Die Nacht besamt, als konnt esnoch andere geben, nachtiger alsdiese…Tiefin der Zeitenschrunde,beimWabeneiswartet, ein Atemkristall,dein unumstosslichesZeugnis.Глубоков расщелине времен,возле льда сотовждет дыхания кристалл,неопровержимое твоесвидетельство.Sprich auch du,sprich als letzter,sag deinen Spruch.

Зачарованный, перечитываю я эти слова, и сами написанные под чарами. В основе основ, в бездонной глубине потусторонней шахты (In der Jenseits Kaue) царит ночь, ночь осеняет, роится, словно есть еще и другая ночь, ночнее этой. Там ночь, но в ночи опять и очи – глаза? – шрамы вместо зрения, они зовут, они влекут, и приходится им отвечать: «иду», иду с жестким ростом в сердце. Куда пойти? Пойти-то ведь некуда, только туда, где в череде трещин-расщелин умирания чарует (но не светит) непрестанный свет. Im Sterbegekluft. Не единственный разлом или трещина, а бесконечная череда – серия – расщелин, нечто, что открывается и не открывается – или открывается всегда уже закрывшимся, а не зияние пропасти, когда оставалось бы только соскользнуть в безбрежную, бездонную пустоту; скорее щели или трещины, что схватывают нас своей узостью, стискивают безволием, в невозможности погружения не позволяя пасть в свободном, пусть даже вечном падении: вот оно, может быть, умирание, жесткий рост умирания в сердце, свидетель без свидетеля, которому Целан дал голос, объединяя его «с голосами, пропитанными ночью, с голосом – когда уже нет голосов, только запоздалый шорох, чуждый часам, любой мысли подносимый в подарок».

Перейти на страницу: