Морок

– А тебе зачем?

– Пока не знаю, но, чувствую, пригодятся…

– Что? – встряла в разговор Лея. – Ты что-то взял у мертвеца?

– Ключи, – повторил Богдан.

– А ты не боишься, что старик за ними вернётся? Ты его ограбил. Живой человек бы за тобой уже гнался, а мёртвый просто ждёт до темноты?

– Нет, не боюсь, он же мёртвый. Ходить не может, – отшутился Богдан.

Вся группа товарищей смотрела на него сейчас ненавидящим взглядом. Лея ликовала – маги быстро привыкли ей доверять, по её слову сейчас все готовы были уничтожить Богдана, поверив, что тот своими действиями навлёк на них беду.

– Иди скорее, отнеси обратно, – как будто в исступлении кричала Матильда. – Скорее! Мы можем все умереть! Из-за тебя! Неси обратно!

Богдан обвел всех взглядом, словно уточняя, все ли так напуганы, как девушка. У всех на лице был страх.

– Все пойдём, – спокойно сказал Ярослав.

– Нет! – продолжала истерить Матильда. – Пусть он! Пусть один идёт! Он нас всех погубит! Убийца!

– Вместе, я сказал пойдём!

– Посмотри, что происходит, – шепнула Лея Богдану. – Тьма со светом борется. Неужто наши маги так сильны?

– Кажется, они сами ещё не знают, на что способны, – так же, шепотом ответил Богдан.

***

– Вот, какие дела, видишь, то солнце, то опять черно, то ясно, то мгла все застит, – удивлялся Гога.

Гога с Казимиром поглядывали в окошко из уютной теплой корчмы на то, что творится нынче в Краю.

– Да, последние времена в мире приходят, что-то с нами дальше будет? – вздохнул Казимир.

И они чокнулись маленькими стопочками, одновременно запрокинули головы, вливая в себя жгучее зелье и торопливо, сгребя пальцами ворох квашеной капусты, закинули в рты закуску.

***

– Погоди-ка, что это за шум? – тревожно засуетилась Аксинья вместо ответа.

И правда, некоторое время где-то что-то сильно грохотало, будто бы гроза, да только не одна, а тысячи гроз соединились в небе, и хозяин каждой из них молотил по небу стальными цепями.

Аксинья вырвалась из комнаты. Обессилевший и уставший за всё это время Иннокентий уселся на стул и совсем было повесил голову.

– Я не понимаю, не понимаю, ну за что? За что, Миролюб, а? Ну хоть ты мне скажи? – обратился он к товарищу.

– Эх, – вздохнул тот в ответ. – Кабы знать. Да только тебя это так сильно гложет, потому что ты думаешь, что это с тобой только так дурно поступили, а остальные вроде как ромашки нюхают да бабочек в полях гоняют. Ты сейчас себя брось жалеть, Иннокентий. Не у тебя одного судьба тяжёлая. Видишь, как матушка-то сказала, что хотела судьбами управлять? Так вот, она и управляет. Не судьбой, Кеша, а судьбами. Мне, думаешь, легче?

– А тебе-то что? Тебя вон как берегут, посадили в избу с магами и друзьями, да ещё охрану приставили, чтобы ничего не случилось. Ты там у себя пока пересидел бы в доме-то, а потом – раз и на троне уже. А мне этот трон и даром не надо, а меня вон гоняют по Краю из дома в дом да убить обещают.

– Это тебе со стороны так кажется, Кеша, – горько вздохнул Миролюб. – Я, можно сказать, тебе завидую – у тебя детство было, мама, ты верил, что обычный и нормальный человек. И все твои беды и невзгоды совсем недавно начались. А я мучаюсь почти с пеленок.

– Да ладно! – деланно удивился Иннокентий. – Врёшь ты всё!

– Не вру. Помнишь, ты рассказывал, что хотел подвиги совершать? Край защищать от врагов? А потом, чтобы барды твоё имя в веках прославили?

– Ну-у, – промычал Иннокентий.

– Так вот. Я бард.

– Да ладно? Какой же ты бард-то? У каждого барда лютня есть! А у тебя я её что-то ни разу не видел.

– Я её тоже давно не видел, почти с рождения. В этом и есть моя печаль.

– Как это?

– Расскажу, пожалуй, с самого начала. Как ты уже знаешь, я родился в семье потомственных сильнейших мощнейших магов. Кем, по-твоему, я должен был стать?

– Магом, конечно!

– Ну, а я родился с лютней в руках. Позор семьи. У великих магов родился бард!

– Ну, ничего страшного, барды же тоже и будущее видят, и лечат, и в войнах помогают. Вообще, насколько я знаю, ни одна война в мире без барда не может быть выиграна, без его песен врагов не одолеть, а без его повестей после войны, никто и не узнал бы, что да как было.

– Да, – Миролюб закрыл лицо руками. – Барды тоже немного маги. Немного. И в любой другой бы семье были бы счастливы, если бы увидели младенца, сжимающего в ручонках лютню. В любой. Но не в моей. Лютню у меня отобрали сразу, срезали вместе с пуповиной, и я до сих пор не знаю, где она хранится.

– Так, может, её и сожгли уже?

– Нет, сжечь не могли, – парировал Миролюб. – Это я точно знаю.

– Откуда такая уверенность? – усмехнулся Иннокентий.

– Ты слышал что-нибудь про эльфов?

– Ну да, мерзкие твари. Но очень умные. И поют красиво. В этом они вам, бардам, чем-то вроде родни приходятся. Тоже магическими способностями обладают, хороши в военном деле и поют.

– Всё так, – кивнул головой Миролюб. – Так вот, если бы мою лютню сожгли или уничтожили, я бы уже был эльфом. Каждый бард, оставшийся без лютни, это – злой и несчастный бард. То есть эльф.

– Да ладно? – удивился Иннокентий.