— Так какие? — поинтересовался Маккой. — А то я хочу Джима обратно!
— С ним все будет хорошо, — отмахнулся от него Чехов, — Госпожа его вернет. Но позже. Нам надо в храм Спящего.
— Я тебя только вытащил оттуда! — возмутился Маккой.
— Теперь туда пойдет Шаб-Ниггурат, — пояснил Павел, — и я, как глава культа, обязан принести извинения за смерть, которая произошла по вине одного из нас.
— Трей постарел… — заметил Маккой.
Джим тяжело вздохнул и чуть улыбнулся, обнимая Павла.
— Я не допущу такой ошибки, Госпожа.
Шабби кивнула и протянула Павлу рисунок. Следующий.
— Ох, — Чехов нервно закусил губу. — Моррисон не согласится передать пост.
Шабби улыбнулась, и ее глаза стали инфернально черными.
— Как скажете, Госпожа, — Чехов поспешно закивал. — Я вас отведу.
Они сели в машину, и Боунс попросил Павла:
— Скажи, что вы планируете делать?
— Тебе не понравится, — Чехов замялся. — Для начала — в храм.
Шабби тем временем рассматривала рисунок с козлятами и задумчиво улыбалась.
— Разумеется, мне не понравится, — прошипел Маккой, выруливая на дорогу и вспоминая, по какой развилке будет чертов Храм Спящего.
— Налево и налево, — подсказал Павел.
Шабби откинулась на спинку сидения, прижав к груди рисунок и ласково ворча. Создавалось впечатление, что ей дико нравится находиться в физическом и материальном теле, она постоянно порывалась коснуться волос Чехова или погладить по плечам Маккоя. А вот Леонарду это очень и очень не нравилось. Единственным желанием было вернуть Джима и бежать как можно дальше. Но провоцировать божество не хотелось, особых чудес, кроме смены цвета склер у Джима, резкого старения у Трея и склеивания металла пальцами, он не наблюдал, но разумно опасался, что в распоряжении Шабби есть фокусы повеселее.
Поэтому он мирно припарковался у стен Храма, и они гуськом прошли внутрь. Оказавшись в стенах здания, Джим снял очки и довольно потянулся. Леонарду даже стало интересно, когда Моррисон сообразит, что рядом с алтарем Спящего другое божество.
— Вы все же пришли, — негромко заметил он. — Хотите арестовать нас?
Джим фыркнул за спиной Маккоя.
— Моя Госпожа пожелала видеть вас, — светски произнес Чехов.
— Что? — охнул Моррисон, останавливая взгляд на Джиме. — Ты привел сюда тварь?
Джим демонстративно поморщился, а затем легко коснулся плеча главы, тот взвыл и отшатнулся, держась за дымящуюся руку, отвратительно запахло сожжённой кожей и тканью. Шабби же умильно пошевелила носом и одним движением запрыгнула на алтарь, беззаботно болтая ногами. И жестами указала Чехову на Моррисона, в ужасе наблюдающего за происходящим.
— Мне нужен символ, — протянул руку Павел. — Или она сожрет вас.
Раненый с яростью сорвал с руки браслет, но бережно передал его младшему детективу.
— Госпожа говорит, — продолжил Чехов, — Спящий больше не желает вас видеть главой общины. Он избрал другого.
Джим с мягкой улыбкой взглянул на Боунса. И тот понял.
— Но я не…
— Вы не можете отказаться, — отрезал Чехов и надел браслет ему на руку.
Голову тут же повело, он продолжал видеть Джима, и в тоже время теперь на его образ накладывался другой, не материальный, но не менее прекрасный. И он знал, что любит их. Леонард и кто-то, теперь сопровождающий его, шагнули вперёд, к тем, в ком нуждались. Он не знал языка, на котором говорил и не слышал собственных слов, но понял, что его услышали и ждут. И тоже любят, настолько ярко и невообразимо всеобъемлюще…
Гораздо больше простого человеческого значения.
Он обнял Джима, и его спутник, огромная крылатая тень, обняла ту, что была с Джимом, притиснула к себе, словно после долгой разлуки. Джим с наслаждением развел ноги, позволяя коснуться себя и застонал, ощутив, как Леонард оглаживает его. Маккой коснулся губами губ супруга, испытывая небывалую радость от его присутствия рядом. Но, все же ощущая странную инаковость, он не мог сказать, откуда у него была такая уверенность, но Джим в его восприятии казался женщиной, и это немного сбивало с толку. Кирк привычно скользнул ладонями по его плечам и выгнулся, когда Леонард потерся о него. Маккой странно знакомым и в то время чужим жестом огладил его живот и скользнул ниже, стаскивая с Джима одежду. Кажется, он слышал голос Джима, умоляющий и такой красивый. И, должно быть, что-то говорил сам, но слова перестали иметь значения, они были вместе еще до возникновения речи.
И, избавившись от одежды, прижавшись друг к другу, почти слились в единое целое.
Он знал, ощущал и мог видеть, как сам жадно берет его, с наслаждением прокусывая светлую кожу, и почти впадает в безумие, ощущая слабый металлический вкус на языке. И как Джим вцепился в него, позволяя двигаться жестче, сильнее.
Он думал, ему смутно вспоминалось, что, наверное, его должны беспокоить невольные наблюдатели происходящего, но люди воспринимались неразумными существами, и сейчас ему было совершенно все равно, кто видит их. Даже лучше. Ему хотелось, чтобы подобное мог испытать любой. Каждый, все смертные существа, лишенные способности увидеть бесконечность. Маккой дрожал, из последних сил прижимая к себе Джима.