Морозных степей дочь

Двое дошли до центра поселения. Душистый дымок с полынью и вереском пролетел мимо. Площадь занимало языческое капище. Двенадцать прямоугольных плит, утопленных в грунт, составляли на земле круглый циферблат — символ цикличности. На шестой по счету плите, которая, следует думать, овеществляла нынешний разноцвет месяц, были разложены горшки с цветами, краюшки хлеба, семечки и прочие подношения.

В центре возвышался светло-серый обелиск высотой в две сажени16, с любовью разукрашенный ленточками, цветами, нарисованными коровами, лосями и другими рогатыми животными. В нижней части вырублено горнило, в котором тлеют бревна, укрытые благовонными травами. Чуть в стороне от капища стояла в человеческий рост табличка из песчаника с выбитыми рунами. Место веяло историей и мистицизмом.

Так Рэй залюбовался, что не заметил, как рядом очутился мужичок в серой тунике с отрезанными рукавами и соломенной панаме.

— Добре, — скрипнул тот и, потерев мозолистые ладони, спросил: — Пошто до Велеса?

— Просто смотрю. Красиво.

— Кех, смотри, без смотрелок останешься. Велес пустой головы не любит. Откуда горазд-то, не со Стяготы же?

— Я издалека приехал. Хожу по свету, гляжу, как люди в разных краях живут. А это всё в честь кого построено?

— Ясному Велесу во славу, — с улыбкой ответил мужик и поклонился обелиску.

— Это ваш бог?

— Ну, кому, може, и бог. Алтарь отца нашего, покровителя старушки Стяготы, — мужик с благоговейным прищуром воззрился на рогатую вершину. — Бог-то, он у этих, крестопоклонников, будь они неладны, чудо ихнее, без тела и без имени. Ходят, сказывают о своем боге невидимом, а он нам тут и сто лет не всрался! Давеча, вон, аж до хаты ко мне пришли, болтуны. Битый час голову морочили, пока дубиной не погнал. До того звонко одного огрел! И что ж этот чудотворец не заступился? А вот Велес, — он опять возвел вдохновенный взор на вершину обелиска.

— А скрижаль о чём? Она выглядит младше, чем основное капище.

— А-а, — досадливо махнул мужик, — то сказ буди. Про Велимира еще. Всё руки не доходят убрать — тяжеленная. Да и жалко многим.

У Рэя екнуло сердце.

— Велимир? Это сказ про Великого Героя?

— Былина тут записана. М-м, ты читать умеешь?

Рэй виновато покачал головой, но тем, похоже, вызвал уважение селянина.

— Фех, ерундистика эти глаголы! Только глаза портить. Чего такого можно прочитать, чего сказать нельзя, а?

— Так о чём скрижаль?

— Беда в эти земли пришла — навья, знать, возле Стяготы поселилась и ну смертный ветер наводить! В первую седмицу крысы, мыши издохли, во вторую — живь: кошки, овцы, козы, а в третью и младенцы чахнуть стали, — холоп вел рукой по рунам на каменной скрижали, словно бы взаправду читал. — Месяц Велесу молились, дары, жертвы несли. И ответил покровитель! И явился к нам мастер Велимир. Милостью Велеса извел навью и ушел мор с нею. Правда ль, выдумка ль, а придание старо. Полюбился Велимир, стали его славить, как святого посланника. Но Велеса-то как же забывать? Не дело!

— Так зачем скрижаль убирать? Нехорошо забывать добрый поступок.

— Так Велимира Велес послал! Не герой удаль проявил, а Весел в его обличии. Тьфу, плуты землерожденные. Велеса! Вот кого деды славить завещали, а не этих. Старые-то герои ладно, достойны звания были, белый лик Сварожичей не позорили, а новые — срам и только. Уродени окаянные! — харкнул в сторону и зашагал прочь, бурча поругания себе под нос.

Осадок от встречи остался паршивый, однако слова селянина в очередной раз в красках демонстрировали отношение к героям. «Как же мы так опозорились?»

— Видимо, лучше и словом не упоминать о новых героях, — произнесла Сольвейг, которая до сих пор стояла на удалении. — А ведь раньше всё было не так плохо, — она перевела взгляд на каменную скрижаль и с теплотой прибавила: — Так-то, дядя Велимир.

— Дядя? — удивился Рэй. — Ты говорила, что была знакома аж с Горицветом. О его подвигах тоже имеются скрижали?

— О его — нет, — ответила она и поспешила уйти.

Вот так так, удивился Рэй, но решил, что пока лучше не затрагивать эту тему.

— А о Велесе расскажешь? — спросил он, следуя. — Многие заключенные в Бересте молились не Сваргу, которого тут вроде бы считают главным, а именно Велесу.