Морпех-2

— Андрюха, сам видишь, какие у нас тут страсти кипят, куда там старине Шекспиру! Так что просто сделай, что велено, душевно прошу! И не дури, я тебе в аккурат в поясницу целюсь. Позвоночник перебьет — всю оставшуюся жизнь под себя ходить станешь, что по-большому, что по-маленькому. Специально не добью, чтобы мучился подольше. Веришь?

— А чего ж, — тусклым голосом ответил тот. — Оченно даже верю. Тебе ж живого человека на тот свет спровадить, что перепоясаться.

— Ой, ли? — хмыкнул морпех, быстро выглядывая в коридор и готовясь, обнаружься там что-то подозрительное, тут же нырнуть обратно. Пусто. Пока им везет — в соседних помещениях выстрелов не расслышали. — А сам-то? Вон, товарищи мои отчего-то ох как смертушки твоей жаждут! С чего бы вдруг, даже и не догадываюсь? Может, обидел их чем?

Морпех вытолкал предателя из комнаты, пристроившись в паре метров позади. Винтовку он, как и обещал, держал в руках направленной казаку в спину. Оба парашютиста двинулись следом: сейчас, когда за ними никто не наблюдал, никакого смысла изображать конвоируемых пленных не было. Во дворе — другое дело, но для этого нужно сначала нейтрализовать часового.

— Короче, шагай, ваше благородие. Кстати, начальничек твой первым пулять начал, оттого скоропостижно и окочурился.

— Будто я его шибко надолго переживу, — все так же равнодушно буркнул тот. — Да иду я, иду, не пихайся.

И Алексеев неожиданно понял, что «оберст-лейтенант» вовсе не пытается запудрить ему мозги: есаул и на самом деле перегорел. Сломался, иначе говоря. Что, как ни странно, в их положении не особенно-то и хорошо — если часовой его более-менее знает, может что-то и заподозрить. Заходил в штабную хату эдакий орел, с низшими чинами через губу разговаривавший, а вышел… ну, понятно, собственно…

— Насчет караульного на крыльце все помнишь? И соберись, смотреть противно! Глядишь, и поживешь еще, все от твоего поведения зависит!

Уловив за спиной возмущенный ропот товарищей, Степан, не оглядываясь, показал им кулак. Десантники понятливо замолчали, хоть наверняка и остались при своем мнении. Ну, тут уж как выйдет. Парашютисты — в отличие от самого морпеха — предателю ничего не обещали. Потому и имеют полное право в любой момент его пристукнуть.

Возле выхода остановились. Наступал наиболее критический и малопредсказуемый момент. Если сейчас есаул все-таки взбрыкнет и решит помереть героем, рванув наружу, придется стрелять. А уж там и часовой среагирует, с боевой выучкой у фрицев все в полном порядке. И останется… нет, даже не прорываться с боем — скорее, просто героически погибнуть в перестрелке.

— Не боись, командир, — шепнул за спиной Тапер. — Я пойму, что он сказал. Коль что не так, закашляюсь, а ты уж тогда стреляй не раздумывая.

— Давай, — приказал старший лейтенант, легонько подтолкнув казака стволом. И сместился чуть в сторону. Позиция хреновая, но, по крайней мере, заглянувший в дверной проем караульный окажется у него на прицеле. А уж с пары метров Алексеев в любом случае не промахнется. Десантники прижались к противоположной стене.

Решительно распахнув дверь, «оберст-лейтенант» шагнул на крыльцо. Смерив вытянувшегося по стойке смирно гитлеровца начальственным взглядом, мотнул головой:

— Feldwebel, Herr Major befahl, die russischen Gefangenen zum Lastwagen zu begleiten. Ich werde mit ihnen gehen.[2]

Внимательно прислушивающийся старший сержант промолчал, подавая знак, что пока все идет нормально.

А вот в следующую секунду все пошло не по плану. Поскольку предполагалось, что фриц останется на своем месте, просто позволив вывести пленных из хаты. Грузовик стоял метрах в двадцати, так что видеть происходящее возле него гитлеровец со своего места никак не мог. Да и что бы он там, собственно говоря, интересного рассмотрел? Как румын-конвойный, помогая себе прикладом, заталкивает русских диверсантов в кузов, после чего вместе с оберст-лейтенантом идет к кабине, видимо, выполняя его распоряжение? Зачем? Так, мало ли, зачем? Может, господин офицер собирается дать ему какие-то особые указания, касающиеся сопровождения пленных. А следом «Опель-Блиц» заводит мотор и тихо-мирно уезжает, оставив после себя слегка подпорченную сизым выхлопом синтетического бензина местную атмосферу.

Однако караульный истолковал приказ несколько по-своему. Рявкнув «Natürlich, Herr Oberstleutnant! Ich werde helfen!»,[3] он внезапно сорвался с места, заходя в сени. Сказанного Степан ожидаемо не понял, но судя по мгновенно вытянувшемуся лицу есаула и сдавленному мату старшего сержанта ничего хорошего произнесенная фраза не предвещала.

В сенях же караульный вполне ожидаемо столкнулся с пока еще ничего толком не успевшим понять пседорумыном в исполнении Алексеева. Но, то ли актер из Степана оказался никудышный, то ли фриц хорошо знал убитого пехотинца в лицо, но неожиданная встреча его отчего-то сильно удивила. Вероятно, даже с приставкой «очень». Замерев на месте, немец удивленно захлопал глазами и, произнеся понятное без перевода «Kamerad… was?!», дернул с плеча карабин.