Шагнув к Степану, капитан третьего ранга порывисто его обнял, пророкотав в самое ухо:
— Ну, спасибо, разведка, вот уж подарок, так подарок! Всем, понимаешь ли, подаркам подарок! А про все остальное ты мне потом подробненько расскажешь, что да как. Кстати, остальная твоя информация тоже подтвердилась, вторая разведгруппа засекла немецкие танки численностью до батальона и колонну автомобилей с пушками на прицепе. Бойцы буквально за полчаса до тебя вернулись.
Резко отстранившись, комбат взглянул на застывших возле борта бэтээра морских пехотинцев, к которым присоединился и Аникеев:
— Благодарю за службу, товарищи бойцы!
Выслушав нестройное «служу трудовому народу», кивнул на пленных, снова обращаясь к Степану:
— И который из них радист?
— Вон тот, слева, — Степан призывно махнул рукой. — Ком, фриц, ком! Сюда давай!
Пленный осторожно приблизился и попытался вытянуться по стойке смирно, хоть со связанными руками выглядело это достаточно комично. На грязном лице застыла гримаса неуверенности и страха — после того, как на его глазах умер от раны один из русских, а второй всю дорогу сверлил его тяжелым взглядом, он уже не был уверен в своей дальнейшей судьбе. Поскольку за полтора проведенных на восточном фронте года насмотрелся на то, как относились его камрады к попавшим в плен красноармейцам. Глупо предполагать, что ответное отношение окажется лучшим. А если еще вспомнить про мирное население… как ни ужасно звучит, русские имели полное право мстить… Оставалось надеяться только на собственную полезность, которую он и собирался сейчас доказать. К счастью, у него в рукаве был припрятан еще один козырь, о котором даже не догадывался пленивший его солдат. Очень весомый козырь, вполне достаточный для того, чтобы гарантировать ему жизнь и более-менее нормальное отношение. Неприятно, конечно, что придется говорить при герре гауптмане, в подобных делах лучше обойтись без свидетелей, но что поделать? Приходится рисковать…
— Обьер-фьельдфебель Отто Майнер, герр официр! Oberfunkmeister… ратист, старший ратиотьехник. Kommunikationstruppen… фойска свьязи, — пленный дернул связанными руками, коснувшись пальцем погона, отороченного по краю лимонно-желтой выпушкой.
— Sie k?nnen Deutsch sprechen. Ich verstehe, — неожиданно произнес комбат.
— Sehr gut, Herr Offizier! Das macht es viel einfacher![1] — просветлел лицом Майнер. По-немецки русский командир говорил хоть и с заметным акцентом, тщательно подбирая слова, но достаточно уверенно.
«Дойч шпрехен», «ферштейн», «зир гут» и «герр официр» Степан еще понял, остальные слова оказались незнакомы. Комбат сказал, что понимает по-немецки, а пленный этому обрадовался. Остальное, собственно, не столь и важно — Кузьмин и без него разберется. Так что можно идти к ребятам, его роль на этом заканчивается. Да и перевязаться не мешает. Не говоря уж о том, что живот от голода сводит…
— Господин офицер, я могу помочь разобраться с радиостанцией! — с воодушевлением затараторил обер-фельдфебель. — Кроме того, я могу сообщить нечто важное! Надеюсь, со мной станут обращаться согласно конвенции о военнопленных?
— Разумеется, — закаменел лицом капитан третьего ранга, играя желваками. Как любой другой боевой командир, он уважал сильного противника, но терпеть не мог трусов и предателей, что с той, что с этой стороны. Стоящий перед ним фашист относился как раз к последней категории. Но дослушать придется, без пленного разобраться с радиостанцией будет трудно — если вовсе возможно. — Я гарантирую вам жизнь и нормальное отношение. Но не испытывайте мое терпение! Говорите!
— Благодарю, господин офицер. Это именно то, что я хотел услышать. Мне необходимо вам что-то показать. Этот предмет находится в бронетранспортере. Разрешите принести?
Комбат взглянул на Алексеева, вполуха слушавшего непонятный разговор:
— Старлей, фриц говорит, что готов сотрудничать и хочет показать нечто важное в броневике. Сходи с ним, пусть принесет. Потом можешь быть свободен. Передохните немного, но шибко не расслабляйтесь, через полчаса выдвигаемся.
— Есть, — хмуро кивнул морпех — последняя фраза ему не понравилась. Но не спрашивать же прямо сейчас, куда именно они собираются выдвигаться? Нет, нужно поговорить с Кузьминым наедине…
Встретившись с радистом взглядом — большую часть сказанного тот худо-бедно для себя перевел, — морпех мрачно кивнул в сторону бэтээра:
— Давай, форвертс. Показывай, чего там такого важного. И без глупостей, — не столько из реальной необходимости (случись что, он этого дрища и голыми руками в бараний рог скрутит), сколько работая на единственного зрителя, Степан отстегнул клапан трофейной кобуры.