Морская чайка

— Шьо? Разве это море? Это — лужа, мокрое пятно, и не больше. Вот ежели взять Атлантический океан или Средиземное море, это вам шьо — шутки? То — вещь, там есть, где развернуться. Бывало, идем в морском торговом флоте. Эх, мама моя: ни конца ни края! Широта, долгота, простор и такое прочее. Ни берега… Да шьо берега! Земли нигде не видать… Плывешь три дня, неделю… Да шьо неделю? Месяц! Два месяца! И хотя бы тебе остров или островок какой. Только летучие рыбы да киты… Шьо киты? Огромаднейшие акулы! Идут так аккуратно около корабля, словно те дамочки, что на Дерибасовской прогуливаются: культурные такие, вежливые, а попробуй бросить им человека за борт, так они же его в один миг слопают. Курева у вас, младенцы, нет?

С такой странной просьбой морячок обратился почему-то ко мне. И я сразу же догадался, в чем тут дело: он хотел выведать, курю ли я. Подумаешь! Так уж я нуждаюсь в курении! Разве я не знаю, что оно жизнь укорачивает?

Конечно, нам было интересно послушать бывалого моряка, но мы не стали возле него задерживаться. Коська заторопился на мостик, а я не хотел от него отставать.

И вот теперь Жорка-одессит сам подошел к нам.

— Шьо, клюет или только спрашивает?

— Немного клюет, — ответил Коська.

Жорка-одессит приблизился к нам, оперся локтем на столб и смачно сплюнул сквозь зубы в море.

— Шьо это за улов? Мелочь! — Он скосил взгляд на Коськин кукан. — Вот я когда-то удил в Индийском океане. Не помню уже где — то ли в Бомбее, то ли в Сан-Франциске стал наш пароход под уголь. Ну, капитан и говорит: «Жорка, подразни рыб». А мне шьо? Можно и подразнить…

Я забыл про поплавок. До чего же люблю слушать разные истории! Особенно когда рассказывают о далеких краях, о морских путешествиях или о рыбной ловле. И теперь я не сводил глаз с Жорки. А он между тем глядел куда-то в море, туда, где играют золотыми переливами отблески солнца, которое уже утонуло в море. В черных, искрящихся глазах Жоры было столько мечтательности, столько печали, что мне казалось: стоит заглянуть в них, и увидишь и Бомбей, и Сан-Франциско, и все те сказочные края, все моря и океаны, которые посчастливилось проплыть этому храброму морячку.

— Закидываю я себе удочку и закидываю. А на крючок, шьо думаете, — бычки? Черта с два! Вот такие угри берутся.

Вы когда-нибудь видели угрей, младенцы? Это ж змей! В руках не удержишь!

Жорка вдруг завертелся волчком, задергался, сжал кулаки и начал делать руками такие движения, словно он поймал лютую, извивающуюся, готовую ужалить гадюку. У меня даже мороз прошел по спине.

— Шьо твои головастики, — презрительно взглянул он на Коськин улов. — Я угрей нанизал на кукан, да такую уйму, что домой донести не мог. А как-то, откуда ни возьмись, — летучая рыба. Она как ухватила крючок, и — в воздух, над самой водой — лети-и-ит! И шьо ты думаешь? Унесла мою удочку…

Жорка удивленно крутит головой. По всему видно, что он до сих пор и досадует и готов рассмеяться оттого, что когда-то в Индийском океане летучая рыба нахально украла у него удочку. Но это воспоминание ненадолго завладело его воображением. Уже через минуту он рассказывал совсем о другом:

— А то еще есть черепашки. Шьо такое против них наши черепашки? Сплошное недоразумение! А вот в Индийском океане черепашки! Как две, спаянные в одно, тарелки. Раскроешь, а там брульянты. Обыкновенная тебе эта самая… перламутра, одним словом. И есть такие, как куриное яйцо. Шьо не брульянт, так и миллион. Ну, такие экземпляры, ясное дело, очень редко встречаются, из-за них там настоящая давка, как на привозном рынке. А добывают их в море пацаны вроде вас. Может, и еще меньше. Нырнет и никак дна не достанет. Сам черный-черный. Одним словом, негритянской национальности, из тех, которых в кино показывают. Ныряют, ныряют, а я с берега наблюдаю. А ну, думаю: достанут или не достанут? И шьо вы думаете? Не достают, бедняжки. Задыхаются, язычки повысовывают, как собаки в жару, плачут вот такими слезами… Ведь жить им, значит, не на что; вокруг — капиталистический мир, эксплуатация и такое прочее. Так шьо вы думаете они делают? Плачут-плачут бедняги, а после ко мне: «Дядя Жора, вы передовой человек, достаньте брульянт! Достаньте, иначе нас ждет вечная голодовка». Посмотришь-посмотришь, прикинешь себе в уме, жалко станет, ну и полезешь в море-океан. Нырнешь на самое дно, метров сто под воду, и шьо? Вытащишь самую большую черепашку с огромаднейшим брульянтом, А шьо ж делать? Не пропадать же бедному негритенку с голоду? На, бери, бедный Том, да помни Жору из Одессы. Вот как!

Жорка задумчиво щурит глаза. По всему видно, что он очень доволен своими благородными поступками. А может быть, он вспоминает своих маленьких друзей-негров. О, как мне самому хочется побывать в тех далеких краях, познакомиться с маленькими неграми, вытащить им со дна морского хотя бы одну черепашку с драгоценной жемчужиной! Ведь я неплохо ныряю. Вот только надо будет научиться нырять, не закрывая нос и уши руками. Иначе, чем же я буду тащить со дна те черепашки?

— Дядя Жора, — спрашиваю я, — а почему вы сейчас не на корабле?