Шон показал раздобытый на Каспартине шприц с вакциной, которую Шмидт ввел Чарльзу, и Леншерр категорически запретил испробовать это на ком-либо. Он обещал связаться с одним человеком в Штатах, когда будет возможность, чтобы проанализировать состав препарата и, возможно, вывести какой-то антидот. Чарльз тоже не горел желанием вливать в себя лишние лекарства, тем более с неизвестным свойством. Он все еще принимал таблетки, которые ему дали в больнице, и этого было более чем достаточно. Голова больше не ныла и не кружилась, прошла тошнота, и его не знобило от любого перепада температуры. Даже пледом он накрывался только иногда, и теперь Эрику и Шону не приходилось страдать от пылающего жаром камина. Единственной проблемой оставались ноги.
Эрик заставил его делать упражнения не только перед сном и не только те жалкие трепыхания, которые пытался повторить Чарльз за медбратом. Командным тоном он сначала заставлял бедного русала, пыхтя и сопя, делать простые движения, но уже через пять минут бестолковых попыток сам хватал Чарльза за ноги и сгибал-разгибал ему колени и стопы, пока, в конце концов, выведенный из равновесия русал не начинал пинаться.
— Чтоб тебя крабы искусали!!! Прекрати хватать меня за ноги!
— Ну, давай, отпихни меня, раз тебя это так бесит!
Чарльз был вынужден признать, что тактика Эрика работала. Теперь он мог приподнять колено, когда сидел, и удерживать его навесу какое-то время, мог выпрямить ногу и даже с трудом вычертить на полу квадрат. Но он все еще не был в состоянии встать или идти.
Последние новости были слишком плохи, чтобы они могли тянуть дальше.
После обеда Эрик уехал в город, оставив взволнованных мутантов одних, а вечером вернулся с рассеченной скулой и сумкой оружия.
— Человеческое оружие! Неужели ты считаешь, что оно поможет победить Шмидта? — пока Эрик заклеивал рану на щеке, Чарльз, нахмурившись, сидел у дверного проема в кресле.
— Оно не будет лишним. То, что Шмидт и его приспешники — мутанты, не значит, что они защищены от пуль. В отличие от меня, конечно, — Леншерр обернулся и уставился на телепата. — Ты попытался активировать Церебро?
После возвращения Эрика в его тело, Чарльз больше ни разу не прикасался к человеческому изобретению. Оно привлекало и пугало его в равной степени. Телепат был привычен к тому, что в любой момент мог коснуться разума собеседника, проникнуть дальше в его воспоминания или просто разделить с ним какие-то эмоции. Да, он мог и повлиять на него: стереть память, утешить, внушить что-то. Но то, что позволяло Церебро… На те несколько минут Чарльз почувствовал, что в его руках находились чужие жизни. Он мог бы заставить их подчиниться его воле — всех их! — и не получить никакого сопротивления, мог уничтожить их личности, оставив безмозглыми медузами, мог внушить им ужас или благоговение перед собой, мог даже заставить их разумы слиться в одну сложную систему, в которой он был бы ключевой фигурой. Церебро увеличивало его возможности, и Чарльз боялся, что оно может стереть границы его разум. Что если он растворится в чужих умах, не справившись? А если начнет упиваться властью? Он помнил свою ненависть к Шмидту там, на Каспартине. Желание убить этого мутанта затмило всю его сущность, стало его целью на те несколько минут, пока он не рухнул в море, сжигаемый другой болью: физической, а не душевной.
Чарльз видел это не только в своих воспоминаниях. Он видел это в душе Эрика… Ненависть шла с ним по жизни, уходя корнями глубоко в те далекие времена, когда он был еще ребенком, неспособным противостоять жестокости взрослого мир… Красной жирной полосой крови она пересекала всю его судьбу, то истощаясь, то набухая вновь, заслоняя пеленой глаза, отнимая рассудок. Так Эрик и попался Шмидту в последний раз, взбешенный, совершающий ошибку за ошибкой. И Чарльз видел это в Шоне, в Ангел, в Рейвен — во всех, кто столкнулся со Шмидтом. Все они были заражены его жестокостью, он словно всаживал в сердца людей ядовитое жало и оставлял неизгладимый след.
Что будет, если Чарльз поддастся ему, как и Эрик когда-то? Рейвен выжила в отличие от матери Эрика, но сегодня Чарльз увидел: будут другие жертвы. Они были раньше, и Шмидт не остановится, пока кто-нибудь не уничтожит его…
— Я… Я не рискнул делать это в твое отсутствие, Эрик.
Леншерр вопросительно поднял бровь, и Чарльз потупился:
— Мне просто нужно, чтобы я мог зацепиться за чей-то разум, как за маяк. Не знаю, как далеко Церебро позволит мне продвинуться по суше, но я бы не хотел потеряться.
Эрик какое-то время взвешивал услышанное и, в конце концов, кивнул.
— Хорошо. Попробуем после ужина?