Разве он ни о чем не мечтал? Разве он не стремился к чему-нибудь лучшему, чем труд пеона? Нет, его родственник ошибается. Кто же в восемнадцать лет не мечтает? Бенито страстно желал пробить себе дорогу и выйти в люди. И если до сих пор он ничего не достиг, то это все из-за нее, из-за Кармен.
Для того чтобы его мечты сбылись, он должен был расстаться со своей возлюбленной, а это было свыше его сил. Он бы и хотел забыть ее, развеять память о ней, как пепел, как пух по ветру; он бы и хотел… но ничего не мог с собой поделать.
Смирившись, он принялся за изнуряющую работу в асьенде. Пока что у него не было другого выхода. А там… там видно будет!..
Бенито взял себе за образец лейтенанта Прието. Стать таким, как Прието, а может быть, и обогнать его! И Бенито мечтал: революция победила — разумеется, он сражался в рядах повстанцев и теперь возвращается в родные края на лихом коне, с верным винчестером, лежащим поперек седла, в широкополой шляпе с трехцветной лентой. Теперь уж дон Карлос, отец девчонки, не скажет ему, что у него, дона Карлоса, восемь племенных коров, а у отца Бенито — только две; и Кармен, Кармен, которая все еще любит Бенито, трепещущая, зардевшаяся от смущения, вся — воплощенная нежность, выходит к нему навстречу.
Но это только мечты. А в действительности все обстоит иначе. Время от времени слышится голос начальника:
— Пошевеливайся! Время не ждет!
Вокруг простиралась бескрайняя степь. До поля было еще далеко, — там батраков ожидали тяжелые мотыги и сорняк; сорняк выкапывали, он увядал, а немного погодя вновь обсеменял материнское лоно земли.
Восстание! Там, далеко, в глубине страны поднялись пеоны во главе с негром Руисом. Почти все они работали в соседних имениях.
— Будь проклято правительство! Оно грабит народ и выжимает из него все соки! — воскликнул Прието, получив эту радостную весть. — Хорошо, что есть на свете такой человек, как негр Руис, — он богатеям спуску не даст… Эх, если б я был помоложе!.. — с грустью в голосе проговорил он и, как бы оправдываясь, пояснил: — Эта рука у меня отсохла… теперь уж я ни на что не гожусь, я скован. Но осталась молодежь. И она должна выступить вся, как один человек.
Его взгляд, долгий и нежный, остановился на Бенито, который в это время вскапывал землю мотыгой.
— А ты, чоло, пойдешь или нет?
— Пойду, — сухо ответил Бенито.
— Правду говоришь?
— Правду. Завтра утром поеду в лодке.
— Молодец! Ты, я вижу, настоящий мужчина!
Бенито свое слово сдержал: на другой день, еще до рассвета, он наладил свою лодчонку и решил подняться вверх по течению реки Чико, вернее, по ее мелководному рукаву, который тянулся далеко-далеко, мимо асьенд.
— До Кочи доберешься по реке, а оттуда — пешком до Крусеса. Руис сейчас там. Если не встретишь — спроси у любого, — тебе всякий укажет, где он.
— Будет исполнено, господин лейтенант!
— А когда вернешься, то есть если вернешься, ты уже будешь лейтенантом. А может, и кем повыше: капитаном… генералом…
Заметив, что доброволец в плохом настроении, Прието спросил:
— Тебе грустно?
Ответа не последовало.
— Тебе грустно?
— Конечно, грустно, — ответил наконец Бенито. — Ведь я же с ней расстаюсь!
— Ну, ну, не вешай голову! Когда вернешься, она будет твоей, навсегда твоей!
— А если не вернусь?
— Смерть — это одно мгновение, ее и не почувствуешь.
— Однако…
— Что — однако? Ты уже простился с Кармен?
— Вчера вечером.
— Ну, и что же?
— Расплакалась… Зачем я еду, значит, я ее не люблю, — она, дескать, тоже меня в отместку разлюбит.
— Это одни разговоры. Все пройдет.
— Пройдет?
— Конечно. Женщина — что луна: то сияет, то за тучку спрячется. Не обращай внимания. Ну, тебе пора!
Спад воды должен был скоро кончиться. Потом вода начнет прибывать. Сейчас самый благоприятный момент для отплытия.
— В Коче пристанешь к мысу. Счастливый путь!
Лодчонка плясала на воде — ей словно не терпелось пуститься в путь по этой коварной речушке. Орудуя веслом, Бенито отчалил.
— Ну, прощай!
— Прощайте!
Стоя одной ногой на борту, а другой — на дне лодки, выпрямившись во весь рост, Бенито начал медленно грести. Голый до пояса, он напоминал сейчас «Дискобола» Мирона.
Плохо управляемая лодка кренилась с борта на борт.
— В чем дело, приятель? Ветер попутный. Или ты ловишь креветок? А если струсил, глотни водички для храбрости.
Бенито обернулся.
— Да нет, просто мне грустно, господин лейтенант, мне грустно!
Река делала здесь крутой поворот. Сквозь густую прибрежную растительность лодку не было видно с берега.
— Прощай!
Солнце уже сияло в небе.
Прието зашагал обратно. Надо было приниматься за дело, надо было зарабатывать себе на жизнь.
Лейтенант подумал о своем родственнике: «Бедняга! Он загрустил, а грустного пуля всегда найдет…»
Восстание длилось уже полгода.
Пламя его, вспыхнув в лесной глуши, в конце концов охватило всю страну — от долин, раскаленных солнцем, до холодных горных вершин, до девственных лесов, покрывавших восточные отроги Анд.
И, как это всегда бывает, неизвестные люди, лицемерно прикрываясь знаменем политической борьбы, начали грабить население.