Морская сила(Гангутское сражение)

«Письмо твое, — размашисто выводил буквы Петр, — писанное февраля от 12 дня, до нас дошло,в котором пишешь, что 3 корабля отделаны и на во­ду спущены будут в июле месяце, а матросов у нас нет, — того для к сороку человекам, которые к вамуже отправлены, наймите еще у города Архангельского с чужестранных кораблей 2-х боцманов, 4-х под-боцманов, 2-х констапелей, 2-х подконстапелей, 2-хштурманов, 2-х подштюрманов, да русских взятьв матросы с качей, также с лодей, морянок и каре­лок, выбрать добрых и молодых на корабль по 200 че­ловек. И когда помянутые корабли на воду спущены будут, чтобы оные корабли поспели зимовать в буду­щую зиму а Датскую Норвегию близ Катагат, а ког­да будут в Зунде, то б, не останавливаясь у Копенга­гена, прямо пошли к Ревелю и, чтоб было тайно, для того дай им два указа, запечатав: первый — чтоим иттитъ в Норвегию, чтоб распечатали противКолы, другой — что из Норвегии иттить к Ревелю, чтоб распечатали, пришед в Норвегию, в последнихчислах генваря. Также и у офицеров и у протчих, коивновь приняты будут, возьми присягу в их службеи верности обыкновенную. И чтоб в будущем февралеили по нужде в марте в первых числах 1714 года мог­ли оные корабли поспеть к Ревелю…»

Отправив с нарочным письмо в Архангельск, вице-губернатору Курбатову, царь далеко за полночь, благо белые ночи, слал указы Куракину в Гаагу о покупке кораблей. Долгорукову в Копенгаген: «Шведы прове­дали о покупках кораблей. Старайся их задержать и идти им только зимой». Долгоруков указ получил поздновато, корабли уже вышли в море. Один корабль в пути шведы перехватили и пленили.

Не терял царь надежды привлечь к морскому делу непутевого сына Алексея, которого не без умысла «оженил» в прошлом году на принцессе Софье-Шар­лотте. «Ехать тебе в Новгородский уезд, где рубят ле­са для постройки скампавей, чтобы к сентябрю были напилованы дерева для 50 скампавей».

Распоряжаясь по флотским делам, царь каждый день невольно уносился мыслями на запад: «Как там дела у Крюйса»?

Капитан-поручик Наум Сенявин, командир «Ран­дольфа», заимел твердую привычку скрупулезно вести журнал, отражать все, что происходит на море. «9 ию­ля эскадра вступила под паруса. Впереди, в расстоянии около мили, крейсировали фрегаты «Самсон», «Святой Петр», «Святой Павел» и «Наталия». Прочим судам хотя и был назначен строй в линию, но от неловкости ли, небрежности ли линия не соблюдалась, и все шли как попало. Крейсера имели довольно четкую инструк­цию, но прочие командиры — никакой. Только Крюйс постоянно говаривал своим подчиненным, чтобы при встрече с неприятелем пороху напрасно не тратили. Та­кие наставления он подтверждал и на обеде у себя пред отправлением в море. «Когда с неприятелем сойдутся, чтобы без церемонии нелицемерно бой чинили, и как скоро время усмотрят, абордировать».

В полдень 10 июля крейсера пушкой известили флагмана: «Вижу неприятеля». Тут бы атаковать шведов, но Крюйс почему-то лег в дрейф, вызвал младших флагманов, капитанов-командиров Шель-тинга и Рейса. Посоветовавшись немудрено, решили:

— Гнаться за неприятелем до ночи, а потом идти в Ревель, если других известий о неприятеле не будет.

Ночи стояли светлые, эскадра со шведами сблизи­лась на дистанцию огня, но ветер стих, двинулся ту­ман. Крюйс не подавал никакой команды…

Наум Сенявин целый день метался по шканцам с борта на борт, не мог разгадать намерение флагмана. «Чего он канителится, не дает сигнал к атаке?» Когда опустился туман, Наум распорядился спустить шлюпки, начал буксироваться. «Шведы где-то рядом, упустить их нельзя». За два месяца много сил прило­жил Наум, чтобы наладить сложный механизм кора­бельной команды. Ведь от каждого матроса часто за­висит судьба всего корабля, а экипаж без малого три сотни человек.