Морская служба как форма мужской жизни

Он спрыгнул в яму, не устоял, упал на четвереньки, перекатился и вновь вскочил на ноги. Шнура оставалось где-то с полметра, может, чуть меньше. Успел! Дернул за шнур – не тут-то было! Сам же крепил, на совесть и всякий случай! Нож остался в блиндаже, обрезать шнур было нечем. А шнур издевательски шипел. Теперь и удрать уже никак не получится. И вот, когда до взрыва оставалось секунд десять, ему удалось вырвать шнур вместе с детонатором и зашвырнуть его за бруствер ямы. А иначе некому бы было закончить рассказ о храбром минере!

Сразу же раздался резкий щелчок – детонатор сработал. Но силы у него самого не было, а до мощной взрывчатки было уже далеко!

Сердце колотилось о ребра барабанной дробью сумасшедшего марша, холодный пот струился по спине, лицу, стекал со лба и ел глаза. Да-а-а! Обошлось! Молекулы еще подождут…

Можно бы и отдохнуть, но… Оставалось еще одно дело. Волынский, сжав зубы от холодной злости и обуреваемой кипящей жаждой мести, решительно полез наверх.

Он подходил к дядьке-грибнику не спеша. По пути он спорил сам с собой, взвешивая за и против.

От сопок бежали два мичмана из патрулей оцепления, радостно крича, сбрасывая теплые бушлаты и доброжелательно засучивая рукава. От дороги бежал к грибнику командир караульной роты, приветственно размахивая черенком от лопаты.

А с КП уже шли быстрым шагом сам капитан 2 ранга Днепров и с ним Аргуненко, матерясь на весь полигон.

«Ого! Да у грибника сейчас будет очередь!» – понял Сэм и перешел на рысь. «Я хоть раз буду первым!» – решил он.

– Здравствуйте! – одевая перчатки, молвил Волынский: – а вы видели в сопках запрещающие таблички?

– Да! – радостно кивнул головой дядька, – там их много!

Всё! Предел терпения кончился. Дальше пошел беспредел! Сэм врезал ему с с левой, с правой, стукнул сверху! Серия, это уже на уровне подсознания. Подлетели мичмана с воплями «Где тебя носит, свинина такая!?» тоже приложились.

– Прекратить! – орал Днепров, – вы его сейчас совсем ушибете, матерь вашу! Но, когда подбежал, тоже не удержался. Стукнул его в грудину и пнул под зад.

– Тащите его к дежурному, пусть пишет объяснительную! Мы его сдадим соответствующим ребятам! Видите, у него в корзине куски взрывчатки!

У него действительно были какие-то осколки в кузовке, крупные и мелкие, похожие на темный янтарь.

Вернулись на КП. Бойцы там стояли удивительно тихие и ужасно уставные. Один командир орал на всех и матерился так, что охрип, а когда попытался закурить – руки заметно дрожали. Аргуненко, воровато оглянувшись, достал флягу и плеснул командиру в кружку добрых граммов сто светлой, чистой жидкости.

Днепров, абсолютно механически, хлопнул одним глотком все содержимое.

– Это спирт! – запоздало предупредил зампотех.

А Днепров уже махал руками, пытаясь или вдохнуть, или хоть что-то сказать. Наконец, кто-то сунул ему крышку от термоса с чаем, правда, не очень горячим, но все-таки… Короче, командир еще и губы обжег…

Волынскому зампотех тоже налил… Тот выпил и закусил салом, услужливо поданный мичманом из цеха подготовки мин.

– Еще! – он односложно обратился к зампотеху. Тот не замедлил с реакцией, и фляга забулькала над стаканом Сэма.

Днепров тоже закусывал чьими-то бутербродами…

Наконец, он сказал: – Я из-за тебя чуть не получил инфаркт вместе с инсультом! Вылетел, как пробка из бутылки шампанского, совершенно не вовремя и совершенно не туда! – командир судорожно сглотнул, еще раз переживая происшествие и продолжал:

– Я уже прикидывал, как тебя по сопкам собирать!

– А собирать было бы нечего! Ни от меня, ни от этого сукина сына ничего бы не осталось! Ну, может молекулы, атомы и кварки за пару сотен метров друг от друга! И летали бы наши души над Ефимовкой до конца света! – беспечно пошутил Сэм, еще не совсем отошедший от приключения.

– Вали отсюда и отдыхай! Я еще не решил, что тебе выписать: то ли Героя, то ли мешок звездюлей!

Фрондирующий Аргуненко проворчал: – А у нас за подвиги начальство чаще звездюлями расплачивается. Они и дешевле, и ближе к сердцу, однако!

Тем временем искали Федосеича, так как дело надо было доделать, а Семену впечатлений уже хватило на пару дней.

Через час на полигоне рвануло. Все прошло штатно, и Старый частично реабилитировался. «Еще бы! Пельмени слеплены, вода вскипела моими усилиями. А Федосеич только и сделал, что шнур запалил…» – ревниво прокомментировал Сэм.

Казармы закачало, из щелей посыпалась пакля и всякая замазка со штукатуркой. В рубке дежурного со шкафа выпали папки и книги.

– Мать твою! – испуганно выговорил пленный грибник, напомнив о себе. И тут же получил от мичманов по успокоительному подзатыльнику. Те тоже сильно испугались за дядьку, когда он проперся на полигон через их рубеж.

Так вот, несмотря на то, что все вроде обошлось практически без потерь, подвигов и приключений с тяжелыми последствиями, Днепров на Волынского был в обиде и демонстрировал это при каждом удобном, а, тем более неудобном случае.

– Семен Геннадьевич, я вас боюсь! – часто повторял он. И вспоминал, как Аргуненко его чуть не добил неразведенным шилом.