Морская служба как форма мужской жизни

– Моряки народ тоже суеверный и предусмотрительный! А уж амулетов и «оберегов» всяких я насмотрелся. Все, конечно, держат в тайне – так положено, иначе работать не будет! Точно говорю! Сам проверял!

– Ага! Вот, помнишь Мишку из второй роты? Он перед академией дизелюхой на Севере командовал. Так мужики рассказывали – швартовался он как-то после очень удачной автономки. «Контактов» в тот раз привез – целый мешок. На причале – адмирал встречает, делегация бербазы с поросёнком в скромном ожидании, оркестр в сияющие трубы дует, даже тучи разогнали, ветер выключили и небо ветошью протерли – все в лучших традициях колыбели подводного флота! Михаил снимает пилотку, и тянет руку вниз – за своим счастливым грибаном. Все этот его жест хорошо знали, все у Михаила отработано на лодке было. Рулевой ему сразу, без лишних слов сунул «гриб» в руку. Только он надел свою знаменитую фуражку— сигнальщик нечаянно ее рукой – бац! Она полетела – и прямо на боцмана, тот рукоять от неожиданности дернул… рыскнули влево. Смотрит командир – а на причале оркестр разбегается, за ним – командование, потом – шварк, и доски причальные— хрясь, дыбом встали, прямо как забор. Другие полетели в разные стороны мелкими щепочками. Кранец он, конечно, оторвал и тут же запустил в свободное плавание! И поплыл этот важный пузырь, на тюленя похожий. У всех на виду! Ну и морду себе немного помял, обтекали торпедных аппаратов ободрал.

Вот тебе и радостная встреча!

Одна ему удача была, что кучу «контактов» привез – простили, слегка пожурив! Адмирал его с собой в штаб увел – от греха подальше, дав указания к утру «обнулить» все разрушения и их последствия. А вот ежели бы в пилотке докладывать пошел…

Это – судьба, тут не угадаешь, но традиций нарушать не надо! Если сошло пару раз таким образом на пять шаров, так и держи марку!

– Бывает! А у нас примета была – вспомнил Жорж – никого чужих на борту, когда на стрельбы шли. Нет, конечно, комдив или начальник штаба не в счет – это свои. А один раз шли на торпедные стрельбы, конвой атаковали. Взяли тогда с собой наладчика аппаратуры – так получилось, дивизия за горло взяла! Так вместо главной цели стреляли по эсминцу охранения. Один черт знает, как перепутали, хотя первоначально все определились, как надо! КБР сработал, комплексы подтвердили… но данные ввели в суматохе не те! Какой-то бес попутал! Еле-еле «трояк» нам натянули! А ведь шли на чистейшую пятерку! Тьфу! – сплюнул он с досады, видно, до сих пор переживая неудачу.

– Расскажу-ка я вам, братцы мои, в связи со всеми этими байками свою историю. И – хотите верьте, хотите нет! Свидетелей тогда было предостаточно! И сейчас даже их можно найти – что с ними сделается-то!

Было это на Севере, в приполярных районах, в одной из моих первых автономок. А у нашего командира мы как-то видели боцманский нож со странной гравировкой на добротной костяной рукояткой из потемневшей слоновой кости.

– «Щ-495». Этот нож был подарен ему кем-то из друзей-спасателей. Тогда как раз подняли старую подводную лодку, погибшую здесь во время войны – добавил он подробности в тему и закурил очередную сигарету, удовлетворенно кивнув, продолжал:

Идем мы малым ходом, рабочую глубину – около ста держим, акустики нюхают море, супостата ищем какие сутки, но ни одного достоверного контакта! В округ – полная тишина, даже рыбаков не слышно, только киты и касатки иногда где-то далеко общаются. Была глубокая ночь, командир у себя в каюте, старпом – в центральном. И тут вдруг по корпусу снаружи раздаются тихие удары – тук – бо-ом – бо-ом. Сначала в первом отсеке, потом – дальше, в корму. Отчетливо слышно – «Веди» кто-то выбивает, курс ведет к опасности, значит! И настойчиво! И все громче!

В центральном встревожено зашептались. Азбуку Морзе знали-то тогда многие! Команда забеспокоилась, еще бы – какие такие забортные удары, откуда! Глубина – сто метров, над нами толща холодной, тяжелой воды! Удары пошли назад, с кормы в нос, повторились на легком корпусе над вторым отсеком, еще два раза и исчезли. Вздрогнула не только вахта, но и те, кто отдыхал сразу проснулись. Сон подводника чуткий!

У меня волосы на загривке дыбом встали, и даже захотелось перекреститься, по примеру моей старой бабушки, образ которой мне подсунула не в меру услужливая память. Очень-очень захотелось, да! Потребовалось напряжение всей воли, чтобы сдержаться! Только наш зам, профессиональный атеист согласно штатному расписанию, никак внешне не отреагировал. Он сказал, что это от давления потрескивает корпус. Причем, говорил он как-то не очень уверенно, вглядываясь в глаза вахтенного механика в поисках поддержки. Тот с сомнением покачал головой.

С чего бы это? Все притихли и в этот самый миг отдраивается носовая переборочная дверь и командир орет во весь свой трубный глас, аж пробка из обшивки высыпается: – Погружаемся на глубину 150! Боцман, ныряй! Живей, твою мать! Вахтенный офицер! Боевая тревога!