Морская служба как форма мужской жизни

– Да еще так обидно! Тогда я даже еще не знал, что такие убийственные характеристики вообще существуют, и что можно сделать при соответствующем опыте из простого русского языка!!! Там даже корабельная кошка покраснела и сбежала из его каюты! Тогда я искренне думал – «Вот Бурбон проклятый!».

А лет через пять, когда меня самого назначили командиром вполне приличного корабля, делал тоже самое, бездумно зверствуя над молодежью! Называли меня мои подчиненные за глаза суеверным психом, и даже «Дракулой», я точно знаю! Но – по той же причине – старались не нервировать. Приметы я соблюдал! Так ли, нет ли – может быть, и по этой причине я за всю службу ни одного бойца не потерял! – похвастался усатый.

– А помнишь, Вадим, как наш кэп в море ходил всегда и только в старой шапке? – Ага! Точно! Каракулевая такая, с кожаными завязками, седая, с плесенью цвета старой бронзы среди завитков. А краб на ней, когда-то свитый мастером из золоченного шнура, был зеленый-зеленый от окиси меди! Почти как бутылочное стекло! Капитуся с этим раритетом в море никогда не расставался. Как только видишь его в этой шапке – знай, сейчас команда «Отдать кормовой!» будет, с минуты на минуту. И после всплытия в любой шторм на мостик только в ней вылезал, собирая на нее все ручьи и капли холодной морской воды. Мы еще над ним потешались…

– Наш механик, которому вовсю доставалось от него за всякие инженерные чудеса, втихаря называл эти завитки вылезшими наружу и позеленевшими от злости извилинами! А это – талисман его был! И никаких чепух за столько лет! Пятнадцать автономок теперь даже многим командирам и не приснится! Еще на дизельном «плавзаборе» начинал!

Взгромоздится на ходовой, капюшон поднимет, врастет в обстановку – и все. Волны ему – по барабану, слетит вниз, перекусит – и обратно. Шапку свою только подсушить успеет.

Мистика – мистикой, но командир в ней чувствовал себя очень уверенно! А согласитесь – это уже много, особенно если что-то в море вдруг навалится! Да и обстановка, если что-то побежит как-то не так, страшной не покажется и из колеи не выбьет.

– А наш док? Помнишь Степаныча-то? Так вот, он как-то рассказывал про своего профессора, который перед любой операцией должен был выпить спирт из серебряной старинной стопочки. А эта самая вещица якобы когда-то принадлежала самому Пирогову во времена Кавказской войны и попала к нему, как подарок от горского вождя, вот! Этот ученый муж от медицины сам Великую войну еще как-то зацепил, а на ТОФе главным хирургом когда-то был! Помнишь?

– Да-да! Вспомнил! А растяпа-медсестра куда-то её, эту стопочку заветную, единственный раз затырила в неведомою «шхеру», и он выпил «шильца» из хрусталя. Так что ты думаешь – не то тампон, не то зажим забыл в тот раз в больном! После разрезать пришлось!

– Брехня, наверное! – сказал Макс, – Или пострадавшее медсветило хлопнуло с расстройства не рюмочку, а целый фужер! А нашли стопку-то?

– Куда бы она делась!? Еще бы – всем госпиталем носом рыли! Ежели бы нет – то вынул бы старичок всему персоналу все аппендиксы и грыжи прямо без скальпеля через некое естественное отверстие!

– Вот-вот, врачи тоже суеверные! И еще какие! Без крайней необходимости операцию в понедельник ни за что операцию кому-то делать не будут!

– Ну, за врачей! – сказал Вадим, – чтобы поменьше с ними встречаться на операционном столе!

– Уж лучше с санаторной врачихой – которая помоложе, и в неформальной обстановке! – поддакнул Вадим и включился в тему:

– Как-то я валялся в госпитале по молодости, было. Лодыжку тогда сломал, на лыжах по-дурному скатился, выпендрился, ага! Так разок пришлось наблюдать, как бойцы из команды выздоравливающих больного на операцию ногами вперед из палаты вывезли… Им-то что, нашим бойцам все по-фигу! Служат они, сердешные, не применяя мозгов, тщательно оберегая их от всяких нагрузок, сберегая для «гражданки», да!

А хирург там был интеллигентный человек, стихи на память читал, ко всем больным на «вы» обращался, Шекспира к месту и не к месту применял!

– Ух ты! Молодец! – дурашливо восхитился Георгий, поцокав языком.

– И тут… слушайте, он так бойцов в тот раз приветил! – продолжал рассказчик: – Наш начальник штаба, Артемыч, записной матершинник, у него даже был «фитиль» от комфлота за мат, редчайший случай на флоте!!! А на разборе происшествия – когда у него обострение бывает… Тогда подумал я, что он на фоне доктора в тот раз предстал в сравнении, просто как сама воспитанность и вежливость! Артёмыч бы от зависти горькую бы запил! У меня челюсть отвалилась, один мичман в изумлении съел сигарету, которую уж было приготовил к походу в курилку! Сестры в страхе разбежались, чтобы под горячую руку не угодить, больные офицеры утратили дар речи, неходячие матросы в ужасе расползлись кто куда… причем – почти бегом, даже не опираясь на костыли! И заставил доктор несчастных недотеп закатить каталку в палату, развернуть на 180 и вновь ее выкатить – уже как положено! Потом пошел, как ни в чем ни бывало, и сделал сложную операцию. А вы говорите – пустая бутылка!