– Всем вниз! – заорал он во всю мощь своих легких. Все, кто был в ограждении рубки и на мостике, принимая кто деятельное, а кто – сочувственное участие в спасении командира, прыснули в разные стороны, прыгая в люк и соскальзывая по поручням трапа, почти не касаясь его балясин. Тренировка! – Проверить надводный гальюн! – заорал он сигнальщику. С давних, еще помошничьих времен, во время погружений его терзал страх: забыть кого-то запертым в надводном гальюне! Этот гальюн часто перевязывали всякими фалами, чтобы никто не лазал, но… печальные случаи бывали!
Окунев шел последним, задраив за собой верхнюю крышку рубочного люка.
– Стоп дизеля! Три мотора вперед полный!
– Проверить наличие личного состава! Есть первый! Есть восьмой!
– Принять балласт, кроме средней!
Воздух вырвался из цистерн, выдавливаемый быстрой водой.
– Срочное погружение! Вахтенный офицер! Погружаемся на глубину 15 метров! Боцман, ныряй!
Дифферент на нос нарастал, но опытный боцман быстро выровнял лодку.
– Глубина 15 метров!
– Погружаемся на глубину 100 метров!
Плотность аккумуляторов была в норме, и на высоких оборотах всех моторов лодка уходила от места погружения.
Гидроакустики слышали работу сонаров сразу двух эсминцев, где-то сериями плюхались сбрасываемы с воздуха гидроакустические радиобуи.
Чего уж теперь… Впрочем, особой скрытности сейчас и не требовалось… Кое-как смылись от навязчивых провожатых.
Лодка шла заданным курсом, в центральном посту привычно устроился старпом. Уже успокоившийся командир зашел в кают-компанию.
– Андрей Никитович! – позвал он замполита. – Давайте, я сразу рубля три в этот самый «Фонд Культуры» брошу, а потом уже буду разговаривать с механиком. Сейчас в каюту схожу, у меня в столе и мелочь, и мелкие бумажки – как раз на такой случай припасены! Пока, по Достоевскому, красота спасет мир, уроды его всё-таки угробят! – мрачно предрек Владимир Тихонович.
А тут и сам командир БЧ-5 пришел виниться. Ох, и досталось же ему! А виноват оказался человеческий фактор. Боец, как положено, поставил подъемник на стопор в верхнем положении, а потом – как совсем не положено, ушел куда-то по своим делам… и вдруг началось… Так вот и стал Окунев в один момент самым известным американцам офицером флота. Ни до, ни после никому не удавалось увидеть командира лодки ни на перископе, ни на шахте РДП.
Вот тут Окуневу крупно повезло, что он был Героем и лично известным самому Главкому и его первому заместителю командиром ракетной подводной лодки. Разбирая досадный случай, Главком решил, что – хватит, и что курсанты должны быть уверены, что можно быть ещё и живым героем, да и военная эрудиция Окунева, его теоретическая подготовка и умение работать с подчиненными ни у кого сомнений не вызывали. Да плюс ещё и почти законченная академия, пусть и заочною.
Долгое время эта история была не то, что бы секретной, но закрытой… А нашего старшину Сырцова до сих пор жаль – уже будучи помощником командира ПЛ, погиб в море, спасая своего матроса..
Вот так уж сложилось – постепенно все в этой жизни «протекает», обрастает переменными деталями, героическими подробностями – и превращается в легенды – и Бардин принялся за кофе, втихаря щедро разбавленный хорошим коньяком.
Старые привычки, они нас связывают с нашими лучшими временами, когда мы все были молоды, а наши родные, друзья, учителя и командиры – живы…
Добрые и злые вещи или кое-что о суевериях
Совсем-совсем немного военно-морской мистики
А начинались эти мистические истории просто. Понятное дело – Первоисточники с достоинством непререкаемо заявляли, что все так и было на самом деле. От себя скажу – нет у меня оснований не верить «Первоисточникам». Жизнь не раз убедительно показывала, что приукрасить, они, конечно, могут что угодно могут! И – ещё как! Но вот солгать в корыстных целях— да никогда! Отвечаю!
К тому же на флоте как-то не принято заявлять сомнения в правдивости байки вслух при рассказчике. Недаром есть такой термин – «морская травля». И час морской травли тоже существует! Чуть ли не установленный Корабельными правилами и уставом! Свято, почти как политзанятия в былое время, да! Согласны? Ну, так внимайте!
Итак – лето, палящее солнце, морской безобидный ветер над пляжем и ленивая расслабленность и однообразная определенность отпуска.
В одном из южных городов вдоль побережья теплого моря стояли разные уютные кафешки и ресторанчики. Отстроили их предприимчивые люди почти в линейку, общей длинной километра полтора, а, может быть, и все три. Кто эту линию-то мерил?