Морские досуги №2

Кроме того, старшина роты никогда не держал нас за столами дольше положенного времени, даже если за каким-то столом не успевали прикончить доппаек, присланный из дома, – исключения бывали только в случаях, когда продукты или что-нибудь сладкое, присланные из дома или принесенные из города от родственников, приносил кто-то из сидящих за столом командиров отделений и замкомвзводов (тоже курсанты, но со старших курсов).

Но я отвлекся. Так вот, каша из бачка не выпала! Конечно, мы все равно ее съели. Но перловку я, как и многие бывшие военные, с тех давних пор не ем.

ЧУДЕСА С НОЖАМИ

Что еще интересного происходило на камбузе?

Отрывистые воспоминания о двух столовых ножах на столе на восьмерых. В день приезда различных комиссий ножей почему-то оказывалось восемь. Потом, когда комиссия уезжала, опять только два. Как-то несколько дней подряд хлеб, которого, в общем, всегда хватало, вдруг стали выкладывать на столы нарезанным тонко-тонко, но общее количество кусков оставалось прежним.

Когда очередная комиссия в сопровождении командира роты проходила между столами и какой-то начальник дежурно спросил: «Ну как, ребята, все нормально?», надеясь, естественно, на общий радостный ответ, что все, мол, отлично, мы разобрали эти тонкие кусочки хлеба и показали их начальнику. Мне больше всех хотелось справедливости, и я, приложив кусок хлеба с большой дыркой в мякише к глазам, еще и ляпнул, что, мол, через этот кусок всю комиссию видно.

На следующий день мы обнаружили на столах хлеб уже нормальной толщины, кого-то из продовольственного начальства, по слухам, сильно наказали, ротного – тоже. Когда уехала комиссия, на построении роты я был выведен из строя на два шага, и командир роты сказал, что в связи с тем, что я «стал искрой, из которой разгорелось пламя», мне объявляется «неделя без берега», то есть про увольнение в город в субботу и воскресенье я могу забыть. Так я обучался премудростям личной ответственности за сказанное, даже по мелочи.

НАРЯД

Апофеоз воспоминаний о камбузе – конечно же, камбузный наряд. Ходили в этот наряд только курсанты 1 и 2-го курсов. Получение продовольствия на все пять курсов (это где-то около 2 тыс. «штыков»), чистка картошки, расстановка и уборка посуды на обоих этажах, мытье этой посуды («железный поток»), мытье полов на всем камбузе – все это имело свои специфические особенности, требовало быстроты, сноровки, личной ответственности и других, не менее важных качеств.

При этом был один, скажем так, пикантный момент в камбузном наряде, о котором хочется сказать особо, – это загрузка продовольствия на очередные сутки и перевозка его со склада на камбуз.

Фишка, как теперь говорят, состояла в том, что в наряд на камбуз заступала половина взвода, вторая половина заступала в караул. В другой раз те, кто заступал в прошлый раз в караул, шли на камбуз. Так вот, обязанностью камбузного наряда было обеспечить своих товарищей в карауле доппитанием в виде сливочного масла, потому как положенные по норме 25 граммов в сутки на человека – это… ну, вы сами понимаете. К этому опытные курсанты готовились, а неумелые и нерасторопные – учились. Доппаек можно было добыть только при погрузке продовольствия. Происходило это так. Человек пять-шесть загружались в фургон «продуктовки» (машины «ГАЗ-53»), за рулем матрос кадровой команды, в кабину садился начальник столовой – старый и хитрый мичман Мерсопян (по училищу ходила безобидная поговорка: «Самый хитрый из армян – это мичман Мерсопян»), и мы ехали на продсклад училища. Продсклад находился на другом конце территории, время в пути составляло 3–4 минуты.

Свет в фургоне включался из кабины водителя. По прибытии на склад мичман в соответствии с накладными отбирал и взвешивал масло, крупы, картошку, рыбу, мясо. Но все это пока в машину не заносилось. После того как все продукты, необходимые на сутки, были отобраны, время начинало сжиматься прямо на глазах – мичман приступал к командованию непосредственно погрузкой, кладовщики продсклада следили за курсантами, чтобы мы не прихватили чего-нибудь лишнего.

В первую очередь в фургон заносилось масло и ставилось в самый дальний угол. Потом по указанию мичмана на него ставились или ящики с томат-пастой, или мешки с макаронами, вокруг укладывались мешки с картошкой, блоки с мороженым хеком – в общем, сливочное масло всегда было погребено на самом дне загруженного почти на три четверти фургона. Загрузка осуществлялась в быстром темпе, после чего погрузочный расчет запрыгивал в фургон, мичман закрывал дверцы, садился в кабину, а машина неслась к заднему двору камбуза, где мы должны были выгружать продукты уже для варки, жарки, чистки и т. д. Свет в фургоне не включался, темнота была абсолютная. И вот за эти 3–4 минуты езды в подпрыгивающей машине с заносами и поворотами надо было совершить несколько стремительных действий.