Самыми паскудными постами были те, что в самом штабе. Там, особенно днём, стоишь, как «три тополя на Плющихе»: даже до ветра не сбегать. Их «продавали» за четыре пайки сахара или масла. Хочешь махнуться «на вольные хлеба» у складов ГСМ или химимущества — гони сахар! Отстоять за меня в долг «оловянный солдатик» Кондыбин не согласился: «Да ну вас, скоро сам золотуху лечить буду! Вот отосплюсь на складах, тогда и отъедаться начну. Копи масло, корефан!» И пошёл я гладить суконку и брюки первого срока: на мою долю выпало стоять в штабе. Что поделаешь: сахара с маслом в рационе учебки за один рубль и пятак в сутки, равно как и хлеба с компотом недоставало всем. Мне есть хотелось даже во сне: культуризм требовал калорий.
Стояли по два часа через четыре по стойке «смирно». Ночью — аналогично. Три поста и дневальный у входа. Его, как не принявшего присягу, а это был «парень с гор и в тюбетейке», научили самым необходимым словам на русском. Привожу перечень с переводом, чтобы не повторяться. Если чего перепутаю, то будьте снисходительны: я вырос в Сибири, где учился с казахами и немцами. Так что не обессудьте и попробуйте на досуге найти словарь или разговорник бурятского, или адыгейского языка. То-то же!
А потом ведь не мемуары слагаем, а байки «травим».
С развода чётко печатаем шаг к чугунному парапету и мраморной брусчатке штаба. По дороге успел подобрать пару «жирных бычков»-окурков: курева за 80 копеек не больно накупишься. Про СПИД в те времена не слышали. Не брезговали и «стрельнуть». Ночью покурим втихаря. Нельзя, конечно, но ночью особенно хочется затянуться дымком, вспомнить о доме… Развели: арсенал, секретка, знамя. Все одеты по «форме три» — парадной. Чехлы на беске белёхонькие-муха не сидела! Её средина, продавленная затылком при «отдыхе» в караулке. Там, как известно, подушек не выдают. Так что, будьте любезны: головку на бескозырочку. А под бочёк сосновые доски, крытые кузбаслаком в прошлом столетии. Сооружение скромно именуется топчаном (не путать с нарами — это в полуэкипаже и там одеяло на троих выдают).
И ведь надо же: к старости человек совершенно теряет вкус к жизни. Ему даже на мягчайшем матрасе без инородных катышей и пуховой(!!) подушке не спится. Ну не уродство ли?! Помнится, только сменишься, затолкаешь «кирзуху» (перловую кашу) в ливер, прольёшь стаканом чая и… Хоть стреляй над ухом: ни один мускул не дрогнет, за исключением любовного, да и то по молодости.
Опыт стояния в карауле у штабных дверей и знамени в чехле из плексигласа (оргстекло) был и немалый. Где-то к 19–00 кабинетных служак «как Фома буем» сметал. Дежурный по отряду уходил из штаба на «государеву службу», становясь оперативным «всея школ и окрестностей». Получалось, что его функции на ночь выполнял «парень с гор» у телефона на тумбочке. Ему даже разрешалось сидеть.
У оперативного же была где-то неподалёку «оперативная изба», там благоразумно предусмотрели диван в полный рост лёжа. Подушка, правда ватная, но имелась в соседствующем шкафу. Дежурь себе и не горюй. И не мешай нести вахту другим. Так нет…
Местное время 21–00, может позже. Сон на посту-преступление. Но Штирлиц-то спал! Хотя делал это по-особому и недолго. И мы старались не нарушать… в принципе. Расклад такой: дневальный (тот самый) запирает двери на швабру и дремлет в пол глаза, сидя за столом. Те двое, что у дверей, намотав ремень автомата на руку, сидя на газете и ковровой дорожке умудрялись прикрыть полтора глаза. У знамени вообще не дремал: не тот пост. В разводе через раз на недреманном посту будет бдеть следующий из трёх караульных. Всё бы так, только…
Часа в три ночи входную дверь дёрнули. Затем ещё раз и посильнее. Батыр Салтынбеков (вымышленное) даже не дремал, а вовсю наслаждался во сне картинами цветущих лугов предгорий. Я стоял «во фрунт» с автоматом шагах в десяти от спящего. Но был полностью убеждён, что сын гор видит отроги Памира и не меньше. Как мог тише и внятней попытался внедриться на альпийские луга: «Батыр, курку!! Кель монда!» (Батыр, полундра, иди сюда!). Но, увы: изуродованная, но всё-таки родная речь сделало его калмыцкую физию ещё шире: он улыбался. Ничего не оставалось, как перейти на казарменно флотский сленг старшин: «Батыр, твою в душу и отверстия для вентиляции — подъём!!»
Тем временем в дверь начали стучать уже ногой с истошным криком: «Вахта, вашу в душу! Открывайте!» И ошалевший дневальный чуть было не вытащил из ручки швабру, но осёкся, услышав: «Куда, твою мать, кет эргэ! Анда ёкларга кораллы за углом!» (Назад, разбуди часового за углом!). Но караульный у секретки уже смекнул и свистнул в полумрак коридора, добавив: «Мишка, атас, дежурный!»
Мгновение и сложенные газеты убраны под дорожку, физиономии разглажены.