Морские досуги №3

… Начальник штаба дивизиона Эдуард Геннадьевич Нивин, уезжая в академию, подарил Жеребчикову свою домашнюю канарейку вместе с шикарной клеткой. Вот взял и подарил. На добрую память. И не от щирокой души — у Николая тут сомнений не было, он даже иногда сомневался — была ли у того душа вообще, а просто бедолагу девать было некуда. Верно, «душа у НШа» все-таки была!

Говорят, она еще и пела когда-то, но видимо, обладала снобизмом и скверным характером, и просто никак не хотела петь новому хозяину и его друзьям в простой корабельной каюте.

Отнести канарейку домой было пока нельзя — во-первых, был еще «кобелиный сезон», и жена с сыном еще не прибыла в Загрядье с любимых ею Юго'в. Во-вторых, его боевая подруга вовсе не радовалась перспективе кормить желтенькую птицу и, особенно, чистить за ней клетку.

Так и жила эта птичка, чистый «лимон на ножках», в клетке над командирским столом. Нет, понятно — в период высоких посещений клетку прятали в пост к «шаману» или еще куда — иначе начальники бы не поняли и удивились. Но большей частью…

И вечерами, при свете настольной лампы, Коля Жеребчиков курил папиросы «Казбек», выпуская дым кольцами, рядом с ним устраивался кот Шкипер, в отличие от наглой птицы искренне любивший своего командира и лишь его признававший хозяином, и они вместе — Коля, Шкипер и канарейка, коротали вечером редкое свободное время. В море доставалось от качки и коту и птице… но — все терпели друг друга. Может быть, и с трудом. До поры, до времени… Клетку, понятное дело, чистил не Жеребчиков (еще чего!), а приборщик каюты, тот же корабельный «шаман»-СПС. Кота тоже кормили вестовые, но иногда и сам Коля — в знак особой признательности в статусе Великий Кормитель.

Бывало, что Николай хвастался друзьям и знакомым, как дружат Шкипер и птичка. Действительно, как только появлялся Шкипер, канарейка начинала метаться по клетке, вскрикивать. «Радуется!» — восхищался Жеребчиков. «Да нет, пятый угол в круглой клетке ищет!» — возражал мудрый замполит Володя Нешевелин. Он-то знал — работа с личным составом — пусть пока и недолгая — напрочь отучила давать своим наблюдениям светлые прогнозы. Тут не ошибешься! Кроме того, политработник почему-то находил много общего в поведении матросов и в повадках этих шкодливых и вороватых домашних животных в красивых меховых пушистых шубках. Чем ближе узнаешь людей тем больше нравятся… даже коты! Это точно, каждый командир приходит к этой мысли быстро.

А кот всегда устраивался перед клеткой и смотрел своими желтыми пронзительными глазищами на прыгающую по клетке птичку. Он даже когда спал, то одним своим желтым глазом, не мигая, подсматривал за канарейкой. Контролировал!

— Смотрите, как он ее любит! — хвастался командир.

— Ага! Только думает, что без перьев она будет и лучше. и вкуснее! — опять ехидничал замполит. И — накаркал, записной злыдень!

Хитрый котяра, используя богатый корабельный опыт, научивший его открывать разные двери и ящики, даже крючки на дверцах шкафа на камбузе сбрасывать умел, ворюга генетический, смотрел и смотрел на птицу и людей и делал кое-какие выводы. Кстати, Шкипер уже умел даже открыть кран в умывальнике, когда хотел пить. Вот закрывать его он не умел или не хотел — может, и назло. Тогда Жеребчиков сидел в море без воды, которая вытекала напрочь из бака-накопителя. Но — терпел, что взять с полосатого обормота?

Так вот, улучив момент, кот все-таки сумел открыть нехитрую защелку на клетке, а уж распахнуть дверцу и достать оттуда птицу… короче, когда Жеребчиков спустился с ходового мостика и открыл дверь каюты — там были только довольный Шкипер и кучка желтых перьев. Кровь бросилась командиру в голову, он схватил своего пушистого друга, так надругавшегося над его верой в торжествующую любовь и выбросил в иллюминатор.

Как он потом страдал! Как материл свою вспыльчивость! Точно говорят, что гнев — кратковременное безумие! Но поздно пить «Боржоми», когда почки уже отвалились! Не приклеишь! Нет пока такой машинки, чтобы открутить время взад!

Когда Коля, одумавшись, успокоившись — хищник есть хищник, пусть и комнатный, но работа у него такая… решил спасать бедолагу, он кинулся на верхнюю палубу, но нигде-нигде не было следов его друга Шкипера, певшего ему вечерами такие уютные песни… Утонуло в холодной воде бедное животное, преданное любимым хозяином! Совесть злой крысой грызла очерствевшую душу командира.

— Если совесть мучает — значит, она, все-таки есть у командира! Странно! — злорадно заключал Бобровский. Оставаясь на борту корабля старшим пять дней в неделю из семи, он оч-че-нь сомневался в наличие у своего отца командира этого самого рудиментарного органа — совести, морали или души — как кому нравится.