Морские досуги №3

Беглый взгляд в иллюминатор — в свете палубного фонаря мечется и хлопает полотнище стакселя, облепив прижатую к борту человеческую фигуру. Опять волна в борт, да сильно как! Снова многоголосый вой, как ветер в трубе….

Ветер! Мы попали в шторм! Накинуть ветровку и сбрую — секундное дело, обуваться дольше: саднит ударенная по больному нога, потом приковылять наверх. В открытую дверь тут же ворвался ветер, несущий хлопья пены, чуть не затолкал меня обратно в салон. Ого, а я вовремя: вокруг бушует и ревёт, в кокпит захлёстывает пена, Пол с видимым усилием вцепился в штурвал, и больше никого на кокпите нет. “Где Ник?“ — он угадал мой вопрос, звук которого оборвал и унёс ветер, и только мотнул головой вперёд на палубу. Вся палуба освещена мачтовым фонарём, так что оступиться мне не грозит. Враскорячку доплетаюсь до стакселя, дёргаю запутанные шкоты. Парус с фырканьем уходит за борт, освобождая Ника, который тут же садится на палубу, не обращая внимания на хлещущие волны. “С тобой всё нормально? Не ранен?“ — он только улыбается и трясёт головой. Тащу его в кокпит, а навстречу мне уже ползут, пристегнувшись, Мэри-Лу и Питер. Отдав Ника им на попечение, остаюсь у мачты с Данилом: брать рифы на гроте, скручивать стаксель и закреплять всё по-штормовому.

Зимние шторма на Карибах налетают быстро, и почти без предвестников, ветер набирает полную силу за считанные минуты. Коварство стихии не было опасно для утренней вахты: опытный мореман Пол Джексон углядел приближение шторма за несколько минут. Ошибка его была в том, что, понадеявшись на свой морской опыт, он не стал будить команду, решив, что они с Ником справятся вдвоём. Дальше была заклинившая закрутка стакселя, сам парус, заполоскавший по ветру и прижавший Ника к леерам, да так, что еще чуть-чуть — и вытолкнет за борт и, в довершение всего — сдохший от перегрузки автопилот и гидроусилитель штурвала. Оказывается, я действительно успел вовремя.

Чуть отойдя от аврала, зашли в салон, и узрели там полтергейст в действии: все незакреплённые предметы под ударами волн встряхиваются в тесном пространстве салона как в огромном миксере. «Утюги за сапогами, сапоги за пирогами…». Утюгов, к счастью, не было, но мне прилетело в затылок пластиковой канистрой с маслом, а за Мэри-Лу погнался увесистый лоцманский атлас, кровожадно щёлкая переплётом. Хорошо еще что посуду мы её стараниями моем после, а не до, еды, а то бы еще и «Федорино горе» проиллюстрировали, хотя мне уже виденного в салоне хватило с избытком. Да-да, уважаемый читатель, признаюсь честно, я сбежал от прыгучих бутылок и летучих полотенец, на волю, в кокпит, оставив Судовладельца и Мэри-Лу бороться с вещами и Ника — предаваться самолечению пуэрториканскими запасами. Снаружи всё так же выл ветер и били волны, но паруса были зарифлены, вещи закреплены, и Пол держал курс, с усилием, но ровно ведя катамаран наперерез волнам.

Тем временем настало утро, и невидимое за тучами солнце взошло, осветив небо у горизонта, и показалось мне, что это задник исполинской сцены. Кулисами здесь были дождевые шлейфы туч, а зрителями были мы. И на этой сцене шло представление — на ней танцевала нечеловечески гигантская фигура, похожая на куклу из палочек, но огромная, достигающая головой туч. Одетая в водяную пыль, она изгибалась, как в восточном танце.

— Твистер, водяной смерч — сказал мне в самое ухо Данил. Только сейчас я заметил, что он одет, как и все мы, в ветровку, жилет и сбрую.

Тут из-за кулис выплыла вторая извивающаяся колонна, и они начали медленный танец, обходя друг друга. А дальше, за пеленой дождя, виднелись ещё, и ещё. Свистел ветер, бушевали волны, а мы чувствовали себя детьми, которые попали на таинственный праздник неведомых существ и, не дыша, во все глаза смотрят на происходящее.

Жаркое из летучей рыбы.

До полудня шторм стих так же быстро, как и налетел, оставив после себя несущиеся рваные клочья туч, ветер на шесть баллов с порывами и резкую короткую волну. Как объяснил Данил, к северу от нас большие океанские валы дробятся на рифах и рождают этакую рябь, с полутораметровыми злыми волнами. От их ударов катамаран гудел как барабан, но держался.

Мы подсчитали потери. Можно сказать, дёшево отделались: одна погнутая леерная стойка, подтекающие иллюминаторы на правом борту, ненадёжный автопилот. Ещё одну потерю обнаружила Мэри-Лу, собираясь готовить завтрак: не работал холодильник. Тридцать литров его были загодя набиты всяческой снедью, которую мы расходовали экономно, понемножку на все шесть дней пути. Теперь всё это богатство разморозилось и больше одного дня не проживёт. Ко всему прочему, перелечившийся Ник поставил обратно незакрытую бутылку, и она упала от качки. Теперь холодильник предлагал нам на выбор колбасу с ромом, сыр с ромом и проспиртованные сосиски. И колбаса, и сыр по американскому обычаю были куплены уже нарезанными, и поэтому сейчас в пищу годились весьма условно.