Морские гезы

Все это время моя семья жила на фрегате. Переселять их на берег я не решался. Мы были уверены, что герцог Альба обязательно нападет. Человек он очень решительный, слов на ветер не бросает. Как ни странно, Моник на фрегате очень понравилось. Может быть, ее радовали жадные мужские взгляды. На корабле у женщины начинает стремительно развиваться мания величия. Она вдруг понимает, что самая красивая. Других женщин ведь на корабле нет, если не считать служанку. Нет худа без добра. Как положено, моя жена самой последней, но все же узнала, что ее муж — герой. Грохот пушек во время обстрела каравелл сказал ей это лучше всяких слов. К тому же, Дирк ван Треслонг проболтался Моник, кто спас его от казни.

— А почему ты мне тогда не рассказал? — спросила жена.

— А ты бы мне поверила? — задал я встречный вопрос.

Судя по ее смущению, сочла бы беспардонным вруном.

— А мама знала? — поинтересовалась Моник.

— Догадывалась, — ответил я.

— Теперь я понимаю, почему она тобой все время восторгается! — произнесла моя жена радостно, будто наконец-то выведала самую главную тайну семейной жизни.

Видимо, восторгов Маргариты ван Баерле мне и не хватало. Я решил вернуться в Роттердам. Этот город тихо перешел на сторону князя Оранского. По большому счету никуда он не переходил. Испанского гарнизона в Роттердаме не было, а инквизиторы и монахи, когда узнали о восстаниях в соседних городах, сбежали в Амстердам, который, что как-то не к лицу будущей столице Голландии, до сих пор самый надежный оплот испанцев. Просто на башнях Роттердама поменяли испанские флаги на флаги князя Оранского. Первые сложили в кладовой. Вдруг испанцы окажутся сильнее?! Гезов в город не приглашали, но и не прогоняли. При них ведь не надо платить алькабалу. Меня такой расклад устраивал полностью.

Маргарита ван Баерле все еще выглядела прекрасно. Я заметил, что больше всего старит женщин бурная сексуальная жизнь. Если таковой нет, женщина дольше выглядит молодой. Невестке она не обрадовалась, тем более, что сразу почувствовала соперницу. Та, правда, в долгу не оставалась. Я постоянно оказывался в неприятной ситуации. Не говоря уже о том, что неприятно смотреть, как сорятся твои любовницы, в придачу каждая требовала, чтобы я встал на ее сторону. Не знаю, на каком году существования в разных эпохах я наконец-то сделал вывод, что жена и две любовницы — это немного чересчур. Или мне просто не повезло — подобрал однотипных, которые по закону физики усиленно отталкиваются.

— Не мог найти моему сыну жену получше! — возмущенно произнесла Рита, когда мы остались одни.

— Он сам нашел, а я не мог отказать, потому что ее старшая сестра замужем за моим родственником, — придумал я оправдание, после чего рассказал ей легенду о двух братьях-рыцарях, умном и оставшемся на Крите.

Как ни странно, красивая байка избавила меня от дальнейших упреков со стороны любовницы. Родство среди дворян до сих пор весомо. Помогать члену линьяжа — святая обязанность, особенно, если ничего тебе не стоит.

— Мы теперь с тобой родственники с двух сторон! — радостно произнесла Рита.

Возможно даже с трех, если Женевьева беременна от меня. Но точный ответ мы никогда не узнаем. Генетическую экспертизу пока что проводить не умеют. В любом случае ребенок будет родственником Маргариты ван Баерле.

Первым делом я занялся решением жилищного вопроса. Старый дом меня теперь не устраивал. Я купил три, стоявшие рядом, хозяева которых, кальвинисты, уехали в город Везель, расположенный выше по течению реки Рейн, в немецком герцогстве Клеве. Здесь оставили своих приказчиков, которые отправляли им груз на речных баржах, а заодно должны были продать дома. Приказчикам чужую собственность было не жалко, поэтому три дома обошлись мне по цене одного до начала восстания. Я нанял архитектора Жана Лижье из Антверпена — стройного и очень подвижного мужчину сорок двух лет, одежда которого поражала чистотой и неизмятостью, так редко встречавшихся в эту эпоху. Я объяснил ему, что хочу жить в трехэтажном доме с высокими потолками и окнами, множеством отдельных комнат, туннельным въездом во двор, в котором будут, кроме обычного набора подсобных помещений и сада, еще и конюшня, каретная и псарня.

— Сеньор хочет дом во французском стиле, — сделал вывод архитектор.

— Во французском, но с некоторыми дополнениями, — сказал я, не зная, что он подразумевает под французским стилем.

— Да-да, я понял, — заверил меня Жан Лижье.

Через три дня он принес мне карандашные эскизы фасада дома и комнат. Количество лепнины превосходила все мои ожидания.

— Не слишком ли будет вычурно?! — спросил я.

— Наоборот, — возразил он. — Вам ведь нужен дом из самых дорогих материалов, а внутренняя отделка должна соответствовать наружной.

Я вообще-то сказал делать из самых лучших материалов. Для некоторых людей лучший и самый дорогой — синонимы.

— Делай, как считаешь нужным, — махнул я рукой.