Морские гезы

В захваченном нами галеоне была партия слоновой кости, много перца и тюк чая. Покупателя на чай мы так и не нашли, поэтому я забрал его себе, причем бесплатно. Не стал говорить своему экипажу, что скоро на этих невзрачных сухих листьях их земляки будут делать состояния. Остальное распродали быстро и по хорошей цене, в том числе и галеон. Вышло на шестьдесят семь тысяч флоринов. Треть пришлось отдать Людовику Нассаускому. Одна радость — по уже установившейся традиции всучили ему тяжелые пушки с галеона в счет его доли. Точнее, его представителю, немецкому купцу. Сам брат князя сейчас сидел в осажденном испанцами городе Монсе, столице графства Геннегау. Захватить сумел, а вот удержать — вряд ли получится. Говорят, испанцы обложили его плотно. Людовик Нассауский послал во Францию за подкреплениями графа Жанлиса. Тот недавно побывал в Ла-Рошели и увел всех воинственных гугенотов, поэтому в городе было необычайно безлюдно, тихо. Мои матросы немного расшевелили это спящее царство, когда я, выдав им доли от добычи, разрешил три дня активно отдохнуть.

Я и в этом году решил перехватить вест-индийский флот. В начале июля мы начали патрулирование неподалеку от мыса Сан-Висенти — юго-западной оконечности Пиренейского полуострова. Световой день шли на юг, на ночь ложились в дрейф, а на следующий день направлялись на север. Раз в три-четыре дня «цеплялись» за берег, чтобы определить место корабля. Стояла сильная жара. Днем и первую половину ночи в каюте невозможно было находиться. Мне соорудили тент на квартердеке, где я и проводил время, играя в шахматы, конфискованные с захваченного галеона, с Дирком ван Треслонгом. Белые фигурки были из слоновой кости, черные — из эбонита. Доска теперь черно-белая, но пока не складывается, превращаясь в коробку для фигурок. Игра уже начала обретать тот вид, в каком будет в двадцатом веке, когда я увлекся ею. Мой шурин шахматистом был неважнецким. Слишком часто зевал фигуры. Подозреваю, что мысленно он сейчас рядом с молодой женой. Если не научится отключать ее на время рейса, в море ему делать нечего. Пусть сидит дома под каблуком. Ступая на палубу корабля, каждый истинный моряк объявляет себя холостяком.

Три недели крейсирования результата не принесли. Такое впечатление, что испанские капитаны по обе стороны Атлантического океана предупреждены о фрегате, что обходят этот район стороной. За все это время мы видели только небольшие рыбацкие суденышки, когда приближались к берегу. В очередной раз подойдя к мысу Сан-Висенти, я приказал лечь на курс ост. Надо набрать свежей воды.

Как раз во время набора воды, когда фрегат лежал в дрейфе в полумиле от берега, а баркас с полными бочками возвращался к нему, впередсмотрящий проорал из «вороньего гнезда» долгожданные слова.

— Всего один? — спросил я.

— Да, — подтвердил он.

— Большой корабль? — с надеждой задал я вопрос.

— Не очень, — ответил впередсмотрящий.

Это оказалась двухмачтовая каравелла с латинскими парусами и длиной метров шестнадцать, вооруженная восемью фальконетами. Впрочем, у капитана хватило ума не стрелять из них. Увидев фрегат, он изменил курс и устремился к испанскому берегу. Каравелла была в полном грузу, сидела глубоко, поэтому догнали мы ее быстро. После первого выстрела из погонного орудия, ядро которого продырявило грот, оба паруса были мигом опушены, и каравелла легла в дрейф.

Капитан оказался тридцатилетним бодрячком с тонким высоким голосом. Казалось, молчать капитан не умеет. Когда говорил, густые усы и борода средней длины забавно двигались, как бы существуя отдельно от лица. Прибыв на фрегат, он сразу сообщил, что ни каравелла, ни груз сахара не принадлежат ему, что отец пятерых детей, беден, на выкуп денег нет. Мог бы и не рассказывать. Его одежда сказала лучше всяких слов. Если зеленый в желтую полоску дублет на капитане был не слишком стар, то когда-то красные штаны с проглядывающей в разрезы, черной подкладкой, стали светло-коричневыми с серой подкладкой.

— Мне твой выкуп не нужен, — успокоил я. — Сейчас высадим тебя и команду на берег.

— Спасибо, синьор! — поблагодарил испанский капитан. — Я и вся моя семья помолимся за вас!

— Откуда сахар? — поинтересовался я. — С Канарских островов?

— Нет, из Вест-Индии, — ответил он. — Неделю назад пришел караван, из трюма в трюм перегружали. Один подъем оборвался, почти весь упал между бортами. Убытки на двоих разделили. Слава богу, — капитан перекрестился, — на стреле не мои матросы работали, а то бы пришлось и мне платить!

Я ругнулся про себя. Прозевали добычу. Что ж, продадим каравеллу, а потом вернемся сюда караулить ост-индийский караван.

В Ла-Рошели первым на борт фрегата прибыл Пьер де Ре. На этот раз, как частное лицо. На нем был новенький серебристый дублет и штаны-«груши», широкой частью вниз, с голубой подкладкой. На черном кожаном ремне с позолоченной застежкой висела рапира с позолоченной рукояткой. Женитьба явно пошла моему потомку на пользу.

— Ты же служишь в свите Людовика Нассауского, а он вроде бы в Монсе! — удивился я.