Карронада рявкнула звонко и громко. Меня будто двумя ладошками хлопнули по ушам, отчего в обоих зазвенело. Пламя вырвалось из ствола и на мгновение осветило сбегающих по склону солдат. Что с ними сделала картечь, мы не увидели, но услышали. Заорали сразу несколько человек. Один выл протяжно и долго. Где-то совсем рядом кто-то тихо стонал, и с каждым разом звук становился все тише. Зато я совсем не слышал, как мы с матросом заряжаем карронаду. Эти звуки мои барабанные перепонки почему-то не воспринимали. А вот нос четко улавливал запах пороховой гари. До появления огнестрельного оружия сражения для меня не имели запахов. В бою я воспринимал много запахов, но почти все они были из мирной жизни. Разве что дурманящий аромат свежей крови, который нависал над полем боя после окончания сражения. Сейчас из ствола карронады шел густой, резкий запах, который заставлял мой мозг работать быстро и четко. Я развернул карронаду параллельно борту. Маартен мигом прочистил ствол, затолкал в него заряд пороха в вощеной бумаге, забил войлочный пыж, засыпал из деревянного стакана свинцовые шарики диаметром миллиметров пять-шесть, потом затолкал второй пыж. Я в это время пробил бронзовым шилом через запальное отверстие вощеную гильзу, чтобы был доступ к пороху, и досыпал еще из рога, заполнив доверху воронку в стволе.
В это время на склоне холма пришли в себя.
Тот же властный грубый голос заорал:
— Куда, трусы?! Догоняйте их! Иначе всех перевешаю! — Видимо, отчаянных парней среди его солдат не осталось, поэтому командир привел другой аргумент: — Вперед, пока они не перезарядили фальконет!
Вот тут он ошибался. У меня не фальконет, а карронада, которая уже перезаряжена. Я навел ее на голос командира и выстрелил во второй раз.
Больше никто не призывал ловить беглецов и не обещал повесить в случае неповиновения. Мы с Маартеном Гигенгаком еще раз зарядили карронаду. Оказалось, что стрелять из нее больше не в кого. Только стоны нарушали тишину.
Я подождал минут пять, после чего сказал милорду, который стоял на палубе, держась левой рукой за грот-мачту:
— Больше никто за вами не гонится.
— Все равно, давайте отплывем побыстрее, — нервно потребовал он.
— Не получится, придется ждать отлив, — отказал я. — Спускайтесь в каюту, отдохните, а мы пока соберем трофеи.
— Пожалуй, я лучше наверху побуду, — уже спокойнее сказал милорд.
— В первую очередь бери оружие и доспехи, а потом одежду и обувь. Кидай все в трюм. Рассортируем в море, — проинструктировал я своего матроса. — Ты покойников не боишься?
— А чего их бояться?! — удивился Маартен Гигенгак.
— Не знаю, — ответил я, — но некоторые боятся.
В двадцать первом веке одна моя знакомая, пожилая женщина, рассказывала, как ее, когда была маленькой девочкой, заставили потрогать холодную ногу умершего деда. Чтобы не боялась покойников. Она всю жизнь со страхом вспоминала то прикосновение.
Я прошел на звук стонов, перерезая кинжалом сонные артерии раненым. Удар милосердия. Хотя, может быть, кто-то из них выжил бы. Помучился и выжил. Всего было около двух десятков трупов. Большая часть полегла от первого выстрела. Выше по склону трупов было мало. Я подобрал четыре аркебузы, отнес их на иол. Затем начал собирать пики, палаши, кинжалы. За ними наступил черед доспехам. В основном это были шлемы. Только у троих имелись кирасы. Наверное, командиры. Тела их лежали в том месте, откуда слышался властный голос, выше по склону. Когда снимал третью кирасу, услышал удары сердца. Я достал кинжал, чтобы добить раненого.
— Не убивай, — тихо попросил юношеский голос.
— Если ты расскажешь, кто донес о нашем прибытии, — выдвинул я условие.
— Я не знаю, — ответил юноша. — Нам сказали, что надо арестовать лорда Вильяма Стонора и его племянника Ричарда Тейта.
Что ж, отсутствие информации об одном члене группы — это тоже информация.
— А ты кто такой? — поинтересовался я.
— Роберт Эшли, — ответил он.
— Имеешь какое-нибудь отношение к сеньории Эшли в Лестершире? — задал я вопрос.
— Да, она принадлежит моему отцу, лорду Эшли, — признался он неохотно.
Наверное, думает, что потребую выкуп за его освобождение. Такое еще практикуется, хотя уже не приветствуется.
— Тогда мы с тобой родственники. Я из португальской ветви потомков барона Беркета, графа Сантаренского, — сообщил ему.
— Очень приятно встретить родственника в таком месте и в такой ситуации! — молвил он с легкой иронией.
— Ты даже не представляешь, как тебе повезло, — произнес я вполне серьезно.
— Представляю, — возразил он. — Моя мама говорит, что я самый везучий из ее детей.
— Куда тебя ранило? — спросил я.
— В голову, болит жутко, — ответил он.
Картечина содрала кожу с черепа над левым ухом, но вроде бы не проломила его. Видимо, мой потомок получил сотрясение мозга, потерял сознание и вовремя очнулся
— Голова — это не самый важный орган, — поделился я знаниями медицины. — Идти сможешь?
— Попробую, — ответил юноша и попытался встать.
Я поддержал его.
— Мне бы до манора добраться, там мой конь, — сказал Роберт Эшли.