Мы перечитывали сухие строчки резюме, отпечатанные на машинке. Мы рассматривали серые тусклые копии трудовой книжки, читали характеристику с печатью Одесского морского пароходства, и понимали – вот оно, наше везенье, наш счастливый билет на перегон. В конце резюме был домашний телефон. Димон позвонил на него сразу же, был у него на телефоне выход на межгород. Сквозь треск и шорох пробился уверенный и радушный голос. Димон объяснил ситуацию, невероятным усилием воли не сбившись на «братковский» стиль. Голос в трубке заверил, что не видит ничего сложного, что, да, он готов предоставить услуги шкипера. Надо только договориться о времени и дать ему осмотреть перегоняемое судно. С нами беседовал человек, знакомый с морем не понаслышке. Илья, вслушивающийся в разговор, медленно поднял вверх большой палец. Глава 5
Об улетевшем паспорте и способности быть как ветер
С этого момента события поскакали галопом. Утрясание времени, выбивание на работе двух недель отпуска, упаковка бесчисленных необходимых вещей, ураганная последняя закупка – и вот уже Внуковский экспресс мчит нас с Димоном от «Юго-Западной». Он собирался прибыть на пару дней пораньше нас, оформить все бумаги и принять лодочку. Как всегда, нашлось неотложное последнее дело – Димон лихорадочно вписывал мои паспортные данные в список команды, шипя сквозь зубы при каждом толчке автобуса. Потом, зачем-то, нужны были данные из трудовой книжки, о прописке, еще откуда-то, и в результате мы оказались на высадке во Внуково последними. Я помог Димону дотащить до приема багажа два чудовищных клетчатых баула модели «радость челнока», помахал ему на прощанье, а сам отправился домой. Там меня ждали такие же сумки и билет на вечерний поезд до Киева. Уже когда я садился в автобус, ужасная мысль пронзила меня иглой: паспорт! Я впопыхах забыл его выложить, и сейчас он летел в Одессу в димоновой папке! Бежать в аэропорт в надежде, что рейс задержат или отменят? Скорее всего, без столку: он должен быть уже в воздухе. Связываться с Димоном? Бессмысленно, на пересылку паспорта обратно уйдут дни, меня никто ждать не будет. Что же делать?
В таком сокрушённом состоянии я вернулся домой, сел у сумок в прихожей и задумался. Солнечный луч полз по паркету, отмеряя минуты дня; до отправления поезда оставалось меньше двух часов. Где-то за окном, в невидимой дали, шуршало галькой Чёрное море, и на площадке неведомого завода ждал тримаран. Эх, будь, что будет! В крайнем случае, высадят с поезда, доберусь обратно. Я взял в качестве последней надежды серую ксерокопию первой страницы паспорта, и, навьючившись сумками, закрыл за собой дверь.
Киевский вокзал с непривычки ошарашивает. Это вам не провинциальный Савёловский, не строгий Белорусский, и даже не запутанный-перепутанный Курский. Здесь всё другое – и громкоголосая толпа, и немосковская яркость красок, и вкуснющие запахи из сумок и баулов у приезжих. Всё это бурлит и толпится в узеньких переходах, перекликается, сверкает глазами, ест домашнюю кукурузу… Только цыган с медведем не хватает! Едва я так подумал – вот и цыгане, тут как тут, правда, почему-то без медведя.
Пятьдесят метров до платформы я шёл против мощного напора толпы, которая крутила и бросала как щепку и меня, и мои тяжеленные сумки. Дойдя, долго и недоверчиво себя ощупывал, проверяя, весь ли я дошёл. Оказалось, даже без потерь, хотя кто-то и успел надрезать в одной из сумок верхний карман. С высоты вагонной ступеньки на меня понимающе смотрела повидавшая всё проводница. Я дал ей билет, она протянула руку за паспортом… Но тут из перехода на платформу повалили цыгане, с детьми и вещами, явно нацелившись на киевский поезд. Проводница, быстро пропустив меня внутрь, встала в проходе, как царь Леонид в Фермопилах. Недолгая осада завершилась нашей победой. Ромалэ, лезшие в вагон с пронзительными криками «Ай, дети! Там дети наши! Пустите!» – замолкли, когда я вывел за уши на белый свет двоих успевших проскочить внутрь цыганят. «Вот ваши крошки, держите!» Свирепое лицо проводницы озарилось улыбкой. По вагонам волной прошёл железный грохот. Поезд тронулся.
За пятнадцать лет до этих событий неожиданный ураган разметал яхты, участвующие в гонках «Fastnet Race». Огромные океанские гоночники теряли мачты, переламывались под натиском волн, опрокидывались кверху килем. В то же время нашлись яхточки, которые продолжали гонку сквозь штормовое море, многие и похлипче, и поменьше, чем сокрушенные гиганты. Удача? Меньший риск? Возможно, но еще, в паре случаев уж точно, было и другое. «Я выбрал курс, чтобы ветер был нам попутным. Так его сила ощущалась меньше… Самым трудным было оставаться на волне, не съезжая вниз и не выходя вверх, на гребень. Это чем-то напоминало серфинг. Мы двигались вместе с ветром и волнами».