Морские истории

Скажем так, почти. Я время от времени переписывался с Ильёй, но он двигал научную карьеру, потом женился, и всё как-то не хватало времени то у него, то у меня. А однажды я, придя на работу, обнаружил на столе толстый картонный конверт. В конверте был мой компас, тот, с визиром, что я купил когда-то на Митинском рынке, и который похитил среди прочих вещей незадачливый капитан Изумрудов. Там еще было письмо, но что-то помешало мне тогда его распечатать, и я сунул конверт в бумаги, где он и пробыл без малого двадцать лет. Глава 12

О том, что дальше

У всех путешествий бывает «а дальше», хоть у Одиссея, хоть у мальчишек с острова Неверлэнд. Само наличие этого «дальше» как-то успокаивает, мирит со странными трансформациями людей под действием времени. Мои герои, будучи людьми абсолютно реальными, тоже этого не избежали.

Илья теперь доктор наук и лауреат. Я частенько вижу его на фото с конгрессов, где он, с седой гривой волос и в угловатых очках, даёт хорошую фактуру для иллюстраций. Он женат на весьма эффектной и тоже научной даме; их дети, мальчик и девочка, учатся где-то в Америке. На его многочисленных фото – ни одного под парусом.

Димон круто пошёл в гору в конце 90-х, даже одно время мелькал по телевизору во втором эшелоне младореформаторов, а с какого-то момента полностью исчез, смолк, как отрезало. Где он? Что с ним? Даже вездесущий Интернет не даёт зацепок, его записи в социальных сетях закрыты за неактивностью.

Среди новостей недавней поры я вдруг мельком углядел Изумрудова. Он, с поредевшей бородой, похожий на усталого от жизни Конфуция, рассказывал о нелёгкой работе их фонда помощи кому-то далёкому и страдающему. Этому голосу, этим глазам и рукам хотелось верить.

Андрий тоже оказался в новостях. С того вагонного разговора он заматерел, еще раздался в плечах. Как и говорил тогда старый характерник дядько Васыль, он научился многому. И много где побывал. На его ладно подогнанном камуфляже специально для такого случая блестели медали. «Защитник Свободы» Ичкерии, боснийский «Златни Лилян», Медаль Чести Грузии, еще какие-то. Он смотрел в объектив камеры, словно в прицел. Эмоций в речи у него не было вовсе.

«Пеликан» сгорел вместе с причалом в девяносто восьмом, когда серьёзные люди взялись прибирать к рукам курортные города. Насколько я знаю, на том месте собирались воздвигнуть фешенебельный яхт-клуб, да так ничего и не построили.

Время хватает себя за хвост, как старинный алхимический символ. Те, кому нужно было встретиться, но не сложилось, потом крутятся в его водоворотах, приближаясь, разбегаясь…

На слёте КСП Восточного побережья мы спели любительским дуэтом с неким студентом. Я потом задержался у костра с их компашей, где травил разнообразные морские байки. Может быть, они позовут моего сына шкипером летом на Чесапик. Если отцы когда-то неплохо сработали вместе, дети тоже могут.

Недавно в Таиланде на аукционе был куплен новенький катамаран «Леопард-39» и тут же назван хозяином «Золотой Ланью». Если вспомнить кругосветку Френсиса Дрейка, выбор названия не случаен.

Быть может, когда-нибудь мой тысячу раз смененный телефон зазвонит, и, нажав на «ответ», я услышу хриплый инфернальный бас: «Кароче, есть маза рвануть на Минданао. Ты как?» Я, скорее всего, отвечу: «Да». И еще скажу: «С тебя тузик и ведро».

И чокаясь с созвездьем Девы

И полночи глубокой завсегдатай,

У шума вод беру напевы,

Напевы слова и раскаты.

Педагогические шанти

I'm a blue water sailor just came from Hong Kong

To me, way hey, blow the man down

You give me some whiskey, I'll sing you a song

Give me some time to blow the man down

(Blow the Man Down)

Для тех из вас, дорогие читатели, кто не носит в левом ухе золотой серьги, кто не может отличить лисель-спирта от выстрела и никогда не поднимал на краспице флаги «UW», то есть, практически, для всех, кто читает эти строки – моё краткое пояснение. Шанти – это песни, причём обязательно морские и непременно рабочие. Моряки складывали что-нибудь напевно-ритмичное, чтобы легче и не так скучно было делать какую-нибудь работу: грести, поднимать якорь, да хоть и драить палубу. Сочинялись они на лету, распевались хором, а особо удачные оставались в поколениях. О чём говорится в них? Да всё о тём же: о морях, о штормах, о девчонках, что ждут где-то там на твёрдой земле. Залихватские, грустные, боевые.

Как во всяком народном творчестве, в них множество смыслов. Как-то, разбирая одну песенку рыбаков из Нантукета, на поверхности – про всякую морскую живность, с удивлением обнаружил в ней последовательность действий при грозящем шквале. Некоторые, я точно знаю, специально выучивались «салагами», чтобы не путаться в снастях и командах.

Вот и я решил продолжить традицию в том же стиле, благо новичковых экипажей за этот год перебывало достаточно, да и сам я из этой категории не вполне вышел. Хотя, только ли во мне здесь дело? Все мы, живущие – вечные новички перед Великим океаном, неистощимым на чудеса и ужасы. Песнь 1

Welcome aboard, салаги!