Охлопываю его карманы, в штанах справа что-то есть. С трудом вытаскиваю плоскую флягу, отвинчиваю пробку. Так и есть, коньяк. Подношу, и Димон впивается в горлышко. Через полминуты смотрит на меня уже осмысленным взглядом, отлипает от мачты и мы вместе, как пара пьяниц ползём в кокпит. Вовремя: Илья держится из последних сил. Кричит мне в ухо:
− Держи румпель! Просто держи, прямо!
И оставляет меня держать рвущиеся куда-то под бушующим ветром три тонны «Пеликана». Румпель бьётся под руками, будто и впрямь живое существо. Сверху набегают порывы, раздувают до самых вант вытравленный грот, отчего тримаран ускоряет и без того жутко-стремительный бег. Мы пронзаем разошедшиеся волны, вскакиваем на гребни, и надо держать ухо востро, чтобы, скатываясь с волны, не уйти под ветер, чтобы не накрениться сверх меры… Постепенно начинает получаться, и уже не хаос ощущаешь вокруг, а суровую, безжалостную, но ясную стихию. Вот сейчас дунет – а мы довернёмся к ветру. Вот волна: полого взбежать на гребень, и так же полого – вниз. Ох ты ж! На спуске внезапно дунул ветер, и понёс «Пеликана» вместе с волной, как лёгонькую доску серфингиста, легко и мягко, под самым гребнем. Что-то случилось вокруг… или, может, внутри? Как будто попал в некий фокус, в баланс, в глаз бури. Нет больше борьбы со стихией, а есть невероятно долгое скольжение по волне, похожее на полёт, есть ветер, на такой скорости ровный и не жестокий. Тонкое равновесие, грань, отделяющая ужас от восторга. За этой гранью – соскальзывание с гребня носом в волну, мгновенный кувырок и треск лопающегося корпуса. За ней – потеря скорости, и парус, растерзанный налетевшим ветром, и сломанная мачта. Но я, и «Пеликан», и Димон с Ильёй – по эту сторону. Там, где восторг.
Ветер порвал в лоскуты тучи. Между ними выплыла полная луна и осветила бурное море и натянутые снасти «Пеликана». Димон, оставшийся в кокпите (а я и не заметил!) повернул ко мне восхищённое лицо.
− А-хре-неть! – сказал он – Братве расскажу – не поверят.
Тримаран продолжал нестись сквозь ночь на гребне волны, лаг давно уже заклинило на пятнадцати узлах. Огни берега пропали за горизонтом, только луч маяка изредка пробивался между гребней.
С трудом протиснувшись в люк, из салона вылез переодетый Илья, уже в спасике и страховке. Огляделся вокруг и обратился к нам:
− Идём прежним курсом, пока ветер не стихнет! Грот смайнать не выйдет. Движок не заводится.
Кажется, мы попали… В неверном свете лампочки дизель блестел металлом и шаровой краской. Он выглядел как новенький, только почему-то не хотел заводиться. Масло, тосол, напряжение на свечах – всё было в норме. Из топливного шланга исправно текла соляра.
После третьей попытки завестись Илья прекратил издевательство над усопшим, и в салоне воцарился траур. Молчание прервал Димон, весьма нетактичным образом. Он отодвинул в сторону Илью, хряпнул на пайолы увесистый ящик с инструментами, витиевато выругался и расстелил возле движка чехол от стакселя.
− Димыч, эй, Димыч! А что ты делать собираешься? – робко спросил Илья.
− Позагорать тут решил, гы! – Димон подмигнул ошарашенному Илье – Двигло смотреть, вот чо! Не боись, хуже не будет, ибо некуда!
− А ты – ты можешь?
− Да чо там мочь? Мой движок, хочу – разберу, хочу, велосипед соберу.
− Интересно… – богатая событиями ночь начала сказываться. Илью тормознуло.
− Раз стоишь, фонарик возьми, посветишь.
Ветер, уже не штормовой, но пока еще сильный, продолжал мчать нас в ночь. Я согрелся в спасике, и даже решил привестись ближе к ветру, чтобы не улететь уже совсем в Турцию. Мало-помалу у меня начало получаться, и «Пеликан», хоть и кренясь, нёсся уже в галфвинд почти строго на восток. В салоне мерцала лампочка и сквозь шум ветра доносились спокойные нотки разговора. Время от времени оттуда взблескивал случайный фонарь, я жмурился, чтобы сохранить ночное зрение, и продолжал вести тримаран по компасу и ветру. Луна поднялась, прошла зенит, всё больше хотелось спать. Когда небо по курсу начало светлеть, внизу подо мной что-то фыркнуло, зарокотало, и в морской ветер вплелась дымная струя. Наружу, обтирая руки ветошью, вразвалочку поднялся Димон. Огляделся, сплюнул за борт:
− Откапиталили они дизель… Шоб их самих так в морге капиталили! Всего ремонта – одна покраска.
− Ты что, его починил?
− Починить не починил, но от говна очистил. Ага, Илюха тоже завис.
Он заржал.
− Пять лет в МАИ – это вам не хухры-мухры! – посмотрел на обалделого меня и ухмыльнулся – А ты чо думал, я – дитя Больших бульваров?
С работающим дизелем мы смогли зарифить, наконец, грот, привестись максимально круто к ветру и продолжить путь на северо-восток. Где-то там, за розовеющим горизонтом, нас ждало Азовское море.
Глава 10,
в которой герои повторяют путь и некоторые деяния аргонавтов
…Ветер тогда прекратился, и море безветренной гладью
Пред Одиссеем простерлось. Высоко взнесенный волною,
Зорко вперед заглянул он и землю вдали вдруг увидел…