Морские истории

− Странно это всё. Я скорость смотрел, постоянно было шесть узлов. Мыс Тарханкут мы должны были пройти два часа назад. А получается, еще полчаса минимум. То есть, либо лаг у нас врёт, либо теченье сильное. И еще туман этот, не посмотришь…

− Да ладно! Крым большой, не промажем.

Между тем, несмотря на близящийся вечер, ощутимо светлело. Клубы тумана истончались и редели, поднимались вверх. Наконец-то задул ветер и Илья, подождав для верности, распорядился поднять грот. Новенький ярко-белый парус с натугой поднялся на мачту, затрепыхался, расправляя складки, и ровно, с хлопком, натянулся, почувствовав себя в родной стихии. А Димон уже тащил из салона мешок со стакселем.

Мы подняли и стаксель, полюбовались, как бежит «Пеликан» под ветром, зарывая поплавок. Потом Илья выключил дизель. Нас окружила столь знакомая парусному люду тишина. В ней поскрипывает румпель, журчит и плещет вода, тихонько поют под ветром снасти, и что-то внутри тоже поёт и рвётся туда, где сходятся море и небо. Да, туман уже совсем исчез, и стало видно закатное небо, всё в росчерках перистых облаков, а впереди нас на горизонте – полоска земли. Слева от нас, вопреки исправленному курсу на карте, земли не просматривалось вовсе. Илья подумал и решил: «Не страшно, продолжаем тем же курсом, дойдём до берега – разберёмся!» «Пеликан», набрав полные паруса ветра, летел стрелой, на лаге показывалось и девять узлов, и десять, солнце садилось в растущие на горизонте тучи, берег становился всё ближе, расцвечиваясь огнями. Илья забрал немного к югу, чтобы войти в бухту Евпатории, как он предполагал. Берег оказался несколько дальше, чем казалось нам при свете дня, и только в ночной темноте мы приблизились достаточно близко. Мы шли вдоль берега, выискивая ориентиры и маяки.

− Да тут среди огней чёрт ногу сломит! – вполголоса ругался Илья – И, как назло, этот… нехороший человек… бинокль попятил. Народ, ищите мигающее!

Легко сказать, ищите, а что делать, когда среди тысяч мерцающих окон, фар машин и уличных фонарей надо найти огонь маяка? О, вот он! – разве можно просмотреть этот яркий белый огонь, оставляющий дорожку на воде! Теперь взять бы на него пеленг, только увы, мой компас пропал. Но можно сосчитать периодичность и длину вспышек и сравнить с картой. Я так и сделал.

− Илья, слушай, это – не Евпатория!

− То есть, как, не Евпатория?

− А так. Два проблеска, две и пять секунд. Такого маяка на карте нет! Разве что они сигнал сменили…

− Специально, чтобы запутать нас… Фигня какая-то…

Илья ушел в салон и минут пять отсутствовал. Потом вернулся с круглыми глазами:

− Народ, это – Форос. Мы Севастополь прошли!

− Вот и хорошо! – обрадовался Димон – Быстрый он у нас, Пеликаша! Разворачивай, кэп!

− И то верно. Давайте, майнайте стаксель, а я движок заведу.

Только мы успели спустить стаксель, как огни берега померкли и на нас обрушился шквал.

Глава 9,

где в борьбе со стихией приходят последовательно ужас, катарсис, отчаянье и прозрение

На что похож внезапный шквал в ночном море? На пробуждение из кошмара, только наоборот. Еще секунду назад ты шёл под парусом вдоль красиво освещённой береговой линии, ветер доносил с берега музыку и смех, и вдруг всё исчезает в чернильной тьме, в которой что-то воет, визжит и рычит, и палуба становится дыбом, и вода летит со всех сторон сразу.

Стихия застала меня с Димоном на палубе. Димон, бросив стаксель, вцепился в мачту, прильнул к ней, скользя по палубе. Меня хватило на отчаянный прыжок, после чего я пихнул мокрый ком стакселя в салон, скатился сам и выбрался, неся спасики и страховку, в кокпит против льющейся по ступенькам воды. Быстрее, быстрее! – взяв спасики в зубы, задраил люк, прицепил страховку и огляделся. В кокпите, раскорячившись и держась непонятно за что, Илья правил тримаран по ветру. Аккуратненько подобраться к нему, закрепить страховку, а вот со спасиком не выйдет, Илья вцепился в румпель и, вперившись в какую-то невидимую точку, ведёт вставший на поплавок тримаран филигранным курсом между разрывом паруса и опрокидыванием. Только и хватило сил, чтобы кивнуть мне, не отрывая глаз от курса. Теперь Димон: вон он, едва видимый возле мачты. До него три метра по заливаемому волнами пластику. Ползу по встающей на дыбы палубе осторожно, с наветра, таща страховочный поводок. Вот и мачта, вот и Димон. Сидит, обхватив мачту, глаза абсолютно серые, безумные. Он, похоже, решил, что мы потерпели крушение.

− Димыч! Ди-мыч! Это я. Всё нормально. Тебя сейчас страховочным концом обвяжу, пойдём в кокпит.

Легко сказать, пойдём… У Димона руки не разжимаются, закоченели на мачте. Вижу, он что-то шепчет, но ничего не слышно сквозь воющий ветер. Приникаю ухом к его лицу, слышу:

− В к-карм-мане. В-вынь. Д-д-дай мне.