Морские титаны

Все это, разумеется, понимали в Петербурге. И все же мало кто верил, что европейцы смирятся с появлением нового мирового игрока, претендующего на равноправное партнерство в «благородном» деле расхищения Китая. Возможность военного столкновения с Японией в России рассматривали скорее гипотетически, не учитывая реалий времени и относясь к японцам как к нации, которую нельзя воспринимать всерьез. Победы над феодальным Китаем считались закономерными, но представить конфликт с любой из европейских держав, и тем более с необъятной Россией, ни царь, ни его окружение не могли. То, насколько быстро учатся японцы и как силен победоносный дух этой уникальной нации, из столичных парадизов не рассмотрели. А жаль! И пока в самодержавных верхах тешили себя мыслью о восстановлении статус–кво — одной лишь демонстрацией силы (флота, собранного в китайском порту Чифу) — и проводили бесконечные совещания и штабные игры, в Токио готовились к войне всерьез. Уже восходила яркая звезда нового командующего — адмирала Хейхатиро Того. Бывший командир крейсера «Нанива», отличившийся в войне с Китаем, слушатель английской военно–морской школы, Того поднял свой огромный боевой флаг над броненосцем «Микаса» — детищем фирмы «Армстронг». Услужливые англичане предоставили своему ученику тот самый Вэйхайвэй. Именно отсюда было рукой подать до опорной базы России в Порт–Артуре. Весь этот пролог имел самое непосредственное отношение к событиям, описанным в начале главы, когда бронированная фаланга японских крейсеров, с «Нанивой» во главе, взяла на прицел идущие по фарватеру «Флаинг фиш ченнел» два русских корабля.

Что и говорить, к тем грозным событиям Россия оказалась готова скорее номинально. В те времена правила политического приличия требовали перед началом боевых действий обменяться вербальными нотами и разорвать дипломатические отношения. Однако пока в Петербурге мыслили категориями Крымской войны, в Токио правилами приличий себя не обременяли.

Вера в невозможность открытого столкновения была настолько твердой, что ни антироссийская истерия, ни массовый исход японцев (парикмахеров, торговцев, учителей) из Дальнего, Владивостока и городов Кореи даже не насторожил русское командование. Все считали это странным недоразумением. Причем японцы стали покидать свои места, бросая все имущество, оставляя слуг, экипажи и т. д.., за два дня до начала войны. Что касается обмена вербальными нотами, то и здесь японцев понять можно. 31 декабря 1903 года Токио в ультимативной форме потребовал от Петербурга вывести войска из Маньчжурии, на что предпочли ответить молчанием (!). 24 января японцы пошли на прямой разрыв дипломатических отношений, и снова никакой реакции. Разумеется, сообщать столь заторможенному противнику о начале атаки никто не собирался. Неожиданность позволяла сразу же захватить стратегическую инициативу, что очень важно при нападении с моря, да еще на столь мощного противника (кстати, Россия сама имела подобный опыт, без объявления войны атаковав в 1806 году Турцию, а в 1808 году Швецию). Неудивительно, что при подобном нападении флот России в Порт–Артуре сразу же понес ощутимые потери. А вот вероломство японцев скорее на совести наших дипломатов и службы разведки.

Корабли Тихоокеанского флота были разбросаны по региону, и это облегчало японцам выполнение их стратегической задачи. Во Владивостоке базировался крейсерский отряд адмирала Рейценштейна, в состав которого входили четыре корабля первой линии: «Россия», «Громобой», «Рюрик» и «Богатырь»; в Порт–Артуре находилось ядро флота — броненосцы и крейсера под флагом вице–адмирала Старка. По многочисленным китайским портам были разосланы миноносцы и канонерские лодки, выполнявшие роль стационеров (судов, охраняющих интересы своей страны).

Разделенные двумя морями, Японским и Желтым, эскадры России ждали своего часа. Незадолго до начала войны против подобного распыления флота высказывался адмирал Скрыдлов, но спорить с наместником императора на Дальнем Востоке Алексеевым, внебрачным сыном Александра II, разумеется, не решился. Летом 1903 года Владивосток последний раз видел всю морскую мощь России на своем рейде — затем броненосцы ушли, а осиротелые крейсера тоскливо проводили их в Порт- Артур пронзительными гудками корабельных сирен. Еще никто не предполагал, что эскадры более не увидят друг друга.