Морские волки. Навстречу шторму

– Зюйд-ост-тен-ост! – прогудел дед.

– Молодец, старик.

Теперь почти все заметили в воздухе точку, которая быстро приближалась и росла. Вскоре услышали гул самолета.

«Разведчик рыбы» пролетел низко над кораблем, едва не зацепив поплавками мачты. Из кабины, махая руками, высунулся Петимко, что-то показывая. Поначалу его никто не понял. Командир эсминца уже приготовился дать приказ остановить машину, но самолет пролетел дальше и за сотню метров по курсу судна бросил вымпел. Тоненькая металлическая трубка с поплавком и флажком погрузилась в воду и тут же всплыла.

– Боцман, выловите вымпел! – скомандовал вахтенный.

Боцман бросил за борт сетку-ловушку, ловко поймал вымпел и вытащил на палубу. Вымпел отнесли командиру. Вахтенный начальник открутил крышку трубки и вытащил записку.

«Нашли “Колумб” в сто тридцать восьмом квадрате. Курс зюйд-ост 35° 35˝. По курсу в сто семнадцатом квадрате подозрительно ведет себя пароход “Кайман”. Считаем, ждет “Колумба”. На шхуне заметили четверых. Один – Марко Завирюха. Чтобы не задерживать корабль, бросаем вымпел. Идем следить за “Колумбом”. Петимко».

– Штурман! Курс на «Колумб», рассчитывайте, что скорость шхуны пять миль в час, – распорядился командир. Потом обернулся к комиссару: – Вы понимаете, если не догоним «Колумб», они перейдут на «Кайман» и мы не сможем их взять. Они в нейтральных водах… Эх… Да… Подойдите к пассажирам и подготовьте их: скажите, что летчики видели Марка. Но скажите не сразу, а то мать будет очень волноваться.

X. Утро пленных

У Марка подгибались ноги. Деревенели руки. Он простоял у штурвала целую ночь, без единой минуты на отдых. Помимо усталости, о себе давал знать и холод. Дождь промочил и пленников, и захватчиков, но последние двигались, выжали свою одежду, к тому же часть ее была непромокаемой, а пленные, оставшись мокрыми на ветру, посинели от холода, несмотря на август. Моторист и юнга просили разрешить им переодеться, но пираты не обратили на это внимания, они знали, что через несколько часов ни один, ни другой им не будут нужны.

Между тем море оставалось таким же безлюдным, пароходы и корабли не показывались ни вблизи, ни вдалеке. Ничего не выходило и из планов Марка относительно нападения на одного из преступников, если бы тот к нему приблизился. Хотя пират и шпион приближались, но были чрезвычайно насторожены и все время опасались неожиданного нападения.

К утру, правда, такое нападение стало невозможным: юнга ощущал утрату сил, необходимых для борьбы, – дневной свет позволял захватчикам контролировать каждое движение своих пленников.

Однако оба, и Марко, и Левко, могли быть довольны тем, что значительно замедлили движение шхуны на юг. Они знали, что после шквала шхуна снова оказалась вблизи Лебединого острова. В этом их убедил свет маяка. Если бы они еще знали результаты вчерашних вычислений рыжего пирата, то могли бы почувствовать глубокое удовлетворение. Во всяком случае, они замечали угрюмость и досаду захватчиков.

И правда, капитан пиратской лодки и шпион нервничали. Из-за того шквала, как они думали, «Колумб» отнесло назад, а теперь выяснилось, что у шхуны вообще минимальная скорость и она не успела своевременно прибыть в условленное место. Они опаздывали на полтора-два часа. Вряд ли пароход-база задержится на такое время. Перспектива оставаться в море с этой шхуной еще на целые сутки их не прельщала. И все же спешили к нужному месту, как пассажир, опаздывая на поезд, спешит на вокзал, надеясь, что поезд не прибыл вовремя или задержался.

Одно на шхуне одинаково волновало, приводило в негодование и раздражало как захватчиков, так и пленных, хотя по разным причинам. Это была рубка и люди в ней. Левко беспокоился о судьбе раненого Стаха Очерета, не зная, что дело куда сложнее, чем он думал. Моторист поверил, что раненый заперся изнутри. Шкипера в рубку переносил он, знал о серьезности ранения, поэтому и волновался, не умер ли Стах Очерет после того, как, вероятно, из последних сил закрыл дверь изнутри.

Марко пылал негодованием, что в ночной темноте Андрей Камбала не смог выйти из рубки и напасть на пиратов. Последние тоже поглядывали на рубку, но не осмеливались на решительные меры против тех, кто там закрылся. Утром увидели, что изнутри рубки также задраен и иллюминатор. Раненый или раненые закрылись и не демонстрировали желания показываться на палубе. Отчасти это радовало рыжего и Анча, потому что уменьшало их хлопоты. И одновременно немного их беспокоило, поскольку неизвестно, на что способны люди, которые не связаны и не ощущают у виска дула револьвера.