Читаем Морское братство полностью

Все уселись за круглым столом и по знаку хозяина подняли рюмки «за тех, кто в море». Наташа встретила восхищенные глаза Сенцова, и ей вдруг захотелось, чтобы здесь был ее странный майор. Она ужаснулась этому желанию и обещала себе рассказать Николаю Ильичу все, что говорил летчик. Но наваждение не проходило, и когда завели патефон и она стала танцевать поочередно с Сенцовым и Петрушенко, навязчиво встал в памяти Кононов, так уверенно управлявший ее движениями. Наташа перестала танцевать. Она хотела скорее остаться с мужем. Но Долганов долго не возвращался из коридора, что-то оживленно крича по телефону.

Он, наконец, вернулся со счастливым лицом и сообщил, что говорил со своим помощником и, оказывается, действительно Ковалев сбил два самолета, а Бекренев сам на ночь перешел к пирсу. С такими людьми можно быть вполне спокойным за корабль.

«Николя, милый труженик. Ему так нужно душевное благополучие, а я собираюсь попусту его тревожить, тревожить с первого дня…» И она решила, что ничего не надо рассказывать. Как она могла смутиться из-за такой чепухи? Ведь любит Николая, и никого ей не нужно, кроме него! Что этот самоуверенный герой? Наташа незаметно прижалась щекой к руке Николая Ильича, лежавшей на спинке дивана…

— Очень хорошо, когда так любят, правда, Федя? Только бы не избаловали ее влюбленностью. Два дня здесь — и уже два поклонника, — сказала Клавдия Андреевна, когда гости ушли.

— А в году триста шестьдесят пять дней, — усмехнулся Федор Силыч. — Все замечаешь, Клашенька. Ну, замечай напоследки. Еще один поход, — а там уложимся и пойдем с тобой за границу за новыми кораблями.

Клавдия Андреевна расчесывала волосы перед зеркалом. Она тряхнула головой, и блестящие волны упали ей на плечи.

— Ты прошлый поход называл последним, а теперь еще один.

— Лодку принимает помощник, значит, в одном походе должен быть обеспечивающий командир.

Федор Силыч испытующе посмотрел на спокойное лицо жены в зеркале. Оно не выражало недовольства и огорчения.

— Ничего, Клаша! Все будет ладно. Я хочу уехать с уверенностью, что моим матросам, кораблю хорошо без меня.

Она быстро повернулась к нему и взяла его голову в свои руки.

— Хорошо без тебя? Вот в это не верится. Нам всем отлично только с тобой, командир. Сегодня смотрела на чужую любовь, Федя, — и моя стала еще больше.

Шестая глава

Дни стали гораздо длиннее. На сопках заметно оседал снег, обнажался влажный гранит, зачернели пласты шифера, желтыми пятнами выбился к солнечным лучам прошлогодний мох, и уже наливались соками ветви карликовых деревьев на южных склонах увалов. Выдавались ясные теплые дни, когда море блестело, как атлас. Но настоящая весна еще долго отвоевывала место у зимы. За погожим днем следовала снежная буря, снова разыгрывались штормы, и моряки возвращались из походов уставшими от напряженного труда в студеном море.

А Николаю Ильичу приходилось плавать чаще прежнего. Он принял дивизион и ходил то на «Умном», то на «Уверенном», то на «Увертливом», и только на «Упорном» не появлялся в продолжение нескольких недель. Он ходил в походы на других кораблях не только потому, что хотел ближе узнать командиров и офицеров миноносцев своего дивизиона, но также из деликатности по отношению к Бекреневу. Ему казалось, что новому командиру «Упорного» трудно было бы на его глазах перейти от роли помощника к самостоятельному руководству. Но что бы ни делал Долганов, он беспокойно думал о своем корабле. Может быть, его решение ложно и, наоборот, нужно находиться там, чтобы Бекренев не сломал налаженную организацию? Дело ведь не только в управлении маневрами корабля, чему Бекренев хорошо выучился еще в должности помощника.

Эти тревожные мысли погнали, наконец, Долганова на «Упорный».

Придя на свой старый корабль, Николай Ильич испытал сложные чувства. Все говорило о том, что он возвратился в родную семью, где о нем помнят, где по нему соскучились. Но в продолжение дня, наблюдая за Бекреневым, слыша его приказания, а главное, присматриваясь к жизни корабля, Долганов с удивлением и некоторой ревностью заметил, что ничего не изменилось со дня его ухода. Бекренев распоряжался именно так, как распорядился бы он сам, и люди работали так же, как при нем, может быть, даже с некоторым подъемом, будто каждый на своем посту ощущал возросшую личную ответственность.

«Упорный» становился в плановый ремонт. Бегло просмотрев ведомости работ по боевым частям, Долганов убедился, что офицеры предусмотрели все важные мероприятия и даже оказались в некоторых частностях смелее и требовательнее его самого. Кулешов хлопотал о том, чтобы была уничтожена креповая девиация, хотя прежде в планово-предупредительном ремонте ограничивались уничтожением полукруговой. Он вынес на берег для проверки все магнитные компасы и очень тщательно подготовлялся к определению скорости на мерной миле. Штурман мечтал, что после дока корабль будет иметь большую скорость на максимальных ходах. Механик умудрился варить и клепать в таких местах корабля, о которых Долганов думал лишь в связи со средним ремонтом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары