Морской почерк

Составил с С.В. Быстровым и отредактировал “Поэтическую антологию военных моряков Российского флота”. Устраивал вечера памяти флотских поэтов, выступал в школах для инвалидов, интернатах, мог поехать для этого за десятки вёрст. Живо откликался на предложения, например, организовать музейный стенд ЛитО “Путь на моря” им. Всеволода Азарова, создать детский флотский журнал, написать предисловие для “Поэтической антологии начала XXI века” и т. п. Бросался на защиту “Матросского клуба” (Флотский Экипаж на пл. Труда), что рядом с Новой Голландией.

Ниже приведены выдержки из книги “Лейтенантское плавание”

Война с Японией

Из записной книжки

9.08.45 г. Война с Японией! Идем на боевое задание. По фарватеру Невельского. Впервые с лоцманами.

О начале войны с Японией мы узнали рано утром, хотя поняли, что она вот-вот начнется еще накануне. Утром на катере к командиру пришли какие-то офицеры и у него в каюте устроили совещание. Корабельных офицеров на него не пригласили.

По окончании совещания командир собрал в кают-компании корабельных офицеров и проинформировал о том, что нам предстоит срочно выполнить минную постановку в Сахалинском заливе. На выходе из кают-компании он взял меня за локоть и завел к себе в каюту.

– Вот что, Смирнов, – сказал он мне. – Мины мы должны ставить уже завтра – это ты слышал, – поэтому в Сахалинский залив, в район буя N 65, нам придется идти по фарватеру Невельского. Мы там еще не ходили. Мне предложили взять лоцманов. Я подумал: “Дело слишком серьезное, чтобы рисковать, и согласился. Так что, пойдем с лоцманами. Не огорчайся. Заодно оба поучимся у них. Как ты на это смотришь?

Я ответил, что смотрю положительно, что дело, действительно, слишком серьёзное, здесь не до амбиций, и что поучиться всегда полезно. Он был, кажется, удовлетворен моим ответом.

Около 12 часов дня из Кахинской подошёл катер с лоцманами. Их было трое. Один прошёл к командиру, а двое сразу попросили провести их на мостик.

В 13.00 мы снялись с якоря и начали движение в район постановки, ведя на буксире два торпедных катера.

Лоцманы слишком беспокоились о своем реноме. Это оставило у меня огорчительный осадок на всю жизнь. Позже я встречал таких людей, таких “специалистов”, не только в среде лоцманов. Оказалось, что их не так мало. Но до того я с ними не сталкивался, это был первый опыт, весьма поучительный. Больше в своей штурманской практике я с лоцманами никогда не плавал. Квалификация у лоцманов, безусловно, была очень высокая. Они только пока шли по Амуру позволяли себе “поиграть мускулами”. С поворотом на фарватер Невельского у мыса Большой Чхиль эти “игры” немедленно прекратились. Немудрено. Этот фарватер наиболее узкий и извилистый. Особенностью его является очень резкий переход от сравнительно больших глубин на оси фарватера к мелководьям: стоит незначительно уклониться от курса и корабль на мели. По данным, полученным нами на 8 августа, наименьшая глубина на фарватере Невельского на малую воду была 2,9 метра. Наша осадка кормой с полным запасом мин составляла 3,4 метра. Поэтому мы вышли с расчетом прохода бара в полную воду. Это, конечно, было очень рискованно, и от лоцманов требовался большой опыт. Почти весь маршрут они стояли по краям ходового мостика, один на левом борту, а другой – на правом, всматривались в кромки фарватера и изредка, на очень короткое время, сходились вместе и вполголоса что-то обсуждали. Ни командир, ни, тем более, я в их действия не вмешивались и ни с ними, ни между собой не разговаривали. На мостике стояла тишина. Слышно было только как шипела вода, рассекаемая форштевнем.

Из политдонесения начальника политотдела Николаевской-на-Амуре ВМБ полковника А.Перельмана. 13 августа 1945 г. N 0090 (ЦВМА, ф. 1596, оп. З, д. 11, л. 131)