Сергей Павлович родился в середине прошлого века. Рос и учился в Ленинграде. На Северном флоте проходил срочную службу. 30 лет отдал морю, работая на судах различного назначения матросом, электриком, электромехаником, механиком. В 70-х годах удалось совершить зимовку на одной из советских антарктических станций. Побывал на всех морях и континентах. Живёт в Риге.
Случай при Ватерлоо
Заканчивался 1973 год. Наш теплоход обеспечивал 19-ю Антарктическую экспедицию и мы, преодолев по меридиану всю Атлантику, зашли на один из многочисленных островов Антарктического архипелага, отделённого от Южной Америки широким и коварным проливом Дрейка. Остров этот, названный русскими моряками Ватерлоо, и принадлежащий к группе Южно-Шетландских островов, находится на стыке двух океанов. В юго-западной части острова от пролива Брансфилд, развёрнутому ближе к Тихому океану, имеется удобная и глубоководная бухта под названием Ардли, на берегу которой в тот год мирно соседствовали всего две научные полярные станции: советская (в последующем российская) Беллинсгаузен и чилийская Президент Эдуардо Фрей. Через 35 лет к ним присоседятся долговременные поселения ещё десяти государств, и остров станет, пожалуй, самым интернациональным в Антарктическом архипелаге. На острове возведут православный храм в честь Святой Троицы, и он будет напоминать не только русским, но и южноамериканцам, полякам, украинцам, китайцам и корейцам, о краткости человеческого бытия и вечности мироздания.
Со стороны пролива Дрейка остров ограждает протяжённая рифовая зона, состоящая из цепи подводных скал, выступающих местами на поверхность. Поэтому возможность подхода к берегу для якорной стоянки здесь исключалась. Побережье с этой стороны изобиловало галечными пляжами с нередкими завалами из больших каменных глыб, за которыми можно было наблюдать лежбища морских слонов. Как правило, это были слоновьи гаремы, над которыми шефствовали крупные зрелые самцы. Там же на низких галечных террасах этого скалистого берега можно было встретить кости морских животных. В тот год на одной из прибрежных террас мы обнаружили “свежий” скелет кита. Примерно такой я видел в зоологическом музее Ленинграда. Китобои, когда-то промышляющие близ Южно-Шетландских островов, вряд ли были причастны к этой жертве. Скорее всего, его выбросило на берег в силу каких-то природных обстоятельств. Мясная и ливерная составляющая этого кита наверняка была добросовестно съедена местными птицами, коих на этом острове, да и на соседних островах тоже, не счесть. Пернатых здесь прорва. И не приведи Господи приблизиться любопытствующему путнику к гнездовьям этого летающего населения. Заклюют и обгадят с головы до ног. К нашему времени от останков, упомянутого мною, кита не осталось ни косточки. Но птицы тут уже ни при чём. Остатки костного скелета разнесли на сувениры начавшие прибывать сюда уже в середине семидесятых дотошные туристы. Могу с полной достоверностью сообщить, что первый сувенир – средний китовый позвонок, унёс с тихоокеанского побережья на своих покатых плечах наш старший судовой кок. Поначалу у нас закралось подозрение, что из этого позвонка он обязательно сварит для экипажа бульон или сделает студень. Однако наш кок оказался более практичным человеком. Он использовал позвонок, как стул. Стул оказался на редкость удобным и устойчивым. При качке его не срывало с места. За счёт своей массы и большой площади соприкосновения с палубой он стоял, как вкопанный.
(Через год этот позвонок, испещрённый подписями членов экипажа нашего судна, перекочевал в Рижский медицинский институт, как редкий подарок от щедрых моряков будущим медикам, взявшими над ними шефство в период планового ремонта в доках Вецмилгрависа).
Местные жители, полярники, говорили, что в больших закрытых бухтах, удобных для стоянки судов, разбросаны десятки скелетов китов – результат деятельности китобоев конца 19-го – начала 20-го веков. О тех временах говорят остатки норвежского деревянного китобойного судна в одной из бухт Ватерлоо.