Морской почерк

– Пластырь широкий есть.

– Неси пластырь.

Он вымыл руку, сам стянул и заклеил рану.

– Тебе больно?

– Рана не глубокая. Само пройдёт. Мне же в рейс завтра. Если что, судовой доктор подлатает. А каюта у тебя ничего, – перевёл он тему. – Боцмана только не хватает толкового.

– Да, я довольна. Темновато только. В люстре одна лампочка горит, а остальные не включаются. Электрик смотрел, говорит, с фазой что-то. Сейчас я торшер включу. Он у меня тоже с характером: хочет – горит, не захочет – не включишь.

Оля вставила вилку и стала ею шевелить. Лампочка мигала, но не горела.

– У тебя отвёртка есть?

– Конечно, сейчас.

Оля принесла гнутую, совершенно тупую отвёртку. Серёга крякнул, и принялся развинчивать вилку. Ржавый винт не поддавался, но он его всё же одолел. Как он и предполагал, не было контакта. Сосредоточенная работа успокоила. Оля шумела водой в ванной, и этот звук тоже успокаивал.

– Серёжа, иди ко мне… – раздалось за спиной.

– Сейчас, болтик закручу, – автоматически ответил он, но тон сказанного ею говорил значительно больше слов. Оглянулся: Оля сидела на краю кровати в прозрачной ночнушке…

– Иди ко мне.

Он отшвырнул отвёртку, поднялся и, ещё не окончательно веря в происходящее, почему-то очень медленно двинулся к ней.

– Вставайте, капитан! Матросы на вашем корвете уже ставят паруса, – он получил чувственный поцелуй. Её волосы приятно коснулись его щеки.

– А? Сколько время? – он притянул её к себе.

– Семь часов.

– Ох ты! А, знаешь, не пойду я никуда…

– Не дури, Серёжа, вставай. Тебе пора. Мне тоже скоро на работу.

– Пожалуй, ты права.

Он мигом умылся, и через минуту стоял в дверях.

– Я вернусь, Оля.

Она прижалась к нему.

– Серёжа, ты меня любишь?

– Да. Только, знаешь, я тебе ещё вчера хотел сказать, но не успел…

Она отступила на шаг, безвольно опустила руки.

– Я так и знала. Женат?

– Оля, Олечка, ну как ты могла подумать! Я хотел сказать, что тебя я люблю, но больше всего я люблю Море. Чтобы ты не ревновала и вообще, без претензий…

Она снова зарылась лицом в его грудь, прошептала:

– Ну, с такой соперницей, как Море, я готова тебя делить. Иди к ней!

Первый рейс был на Магадан. Обернулись за три недели. Перестой четверо суток. Серёга вытребовал себе отгулы на всю стоянку. Оля тоже умудрилась отпроситься.

Это были дни и ночи! Они то бросались в страстные объятья, то молча отдыхали, но больше говорили и не могли наговориться. Иногда Серёга заставлял себя оторваться от счастья, принять душ и заняться мелким ремонтом. Он принес с судна инструменты и во время таких коротких перерывов починил кран, люстру, розетку и другие бытовые мелочи, которые без мужчин вечно ломаются. Периодически он слышал:

– Серёжа, брось ты это всё, иди ко мне!

И он бросал и шёл. С удовольствием!

Четыре дня пролетели, как четыре часа. Прощались, не могли оторваться друг от друга.

– Серёжа, ты меня любишь?

– Оля, ну что за вопрос? Конечно, люблю.

Она заглянула в глаза:

– А как ты меня любишь?

– Как Море.

Потом была “полярка”, завоз аж до Певека… Медленные выгрузки по портпунктам “в час по чайной ложке”. Серёга извёлся от этой медлительности.

Нет, он не разлюбил Море, по-прежнему обожествлял Север. Он часами мог любоваться звёздами или сверкающими льдами под восходящей тёмно-оранжевой луной. Он восхищался хитростью вороватых песцов и наглостью хозяев Арктики белых медведей, бесконечным полётом чаек над кормой. Но теперь он хотел, чтобы это видела и она.

Фотоаппарата у него не было. Да разве может фотография передать чувства? Он писал Оле письма. Как в прошлом веке, длинные, подробные. Отправлял толстые конверты в портпунктах и представлял, как она будет рассматривать обратный адрес: Мыс Шмидта, Амгуэма, Ванкарем, Чаплино…

Такого долгого рейса у него никогда не было. На подходе к родному порту он готов был выпрыгнуть за борт.

Они снова встретились! Какое счастье светилось в её глазах! Серёга же после нескольких бурных дней и ночей закупил материал и занялся ремонтом. Через неделю он поклеил обои. Затем привёз свои вещи и картину.

– Оля, не возражаешь, если мы её тут повесим?

– Пусть повесит до твоего рейса. А кстати, боюсь спросить, когда ты снова к своей любовнице?

– Ну что за выдумки, Оля? Ну, какая любовница!

– Ты сам говорил: Море.

– Ах ты, хитрюга! – он поймал её, повалил на кровать. – За коварство требуется компенсация!

Они лежали, отдыхали.

– Оля, я списался.

– И куда же ты теперь, на какое судно?

– Я совсем списался. На берег. Ты не возражаешь, я у тебя поживу?

Оля встала, прошлась по комнате.

– Возражаю!

– Но почему? Я думал, ты хочешь этого, что тебе со мной хорошо…

– Ты не сможешь без моря, мучиться будешь. Изведёшь себя и меня.

– А я попробую. Работу найду на суше. Люди с руками всегда нужны. Ну, не могу я без тебя, понимаешь? Мы яхту купим! Маленькую. Вместе в море будем ходить, по островам. Хочешь?

– Хочу. С тобой я всё хочу. Только скажи, ты меня любишь? – прошептала она на ухо.

– Люблю! – заорал он с хохотом.

– Как Море?

Серёга посерьёзнел, сел на край кровати.

– Нет, наверно, теперь больше.

Валерий Сандлер