Морской почерк

Валерий Сандлер родился в Украине, где страшной военной зимой 1943 года его мама с трёхлетним малышом на руках бежала, спасаясь от расстрела, из Хмельницкого гетто.

Подрастал и созревал в Киргизии. Сорок с гаком лет назад, убив четыре года на работу в сельской школе, понял, что учитель не его призвание, выбрал что полегче – журналистику. Корреспондент и редактор киргизского радио и телевидения; сотрудник столичной “вечерки” (откуда в июне 1980 года за “политическую” ошибку был изгнан с треском и с формулировкой “без права дальнейшей работы в средствах массовой информации"); разнорабочий в Ботаническом саду; завотделом публицистики и ответсекретарь журнала “Литературный Киргизстан"…

С 1992 года – в США. Около 12 лет был редактором отдела новостей нью-йоркской газеты “Новое русское слово”.

С 2004 года – пенсионер.

Не состоял. Не привлекался.

Нижеприведённый очерк был опубликован в книге “Живёт страна Пикулия”, которую выпустила в 2006 году Антонина Ильинична Пикуль.

Сладкая каторга Валентина Пикуля

Илан Полоцк, мой рижский коллега из журнала “Даугава”, пытался меня образумить, слегка перефразировав библейское изречение: “…но легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем репортеру пробиться к Валентину Пикулю”. Рассказывал истории про его строптивый характер и полнейшее равнодушие ко всякого рода паблисити. Истории эти лишь укрепляли мою решимость видеться и говорить с писателем, чьими книгами я зачитывался уже давно, ради которого я полетел бы не то что в красавицу Ригу, а и на самые Соловки, откуда весной 43-го, в свои неполные 15 лет, юнга Валентин Пикуль был направлен для несения боевой службы в должности рулевого на эскадренном миноносце “Грозный”, который воевал на Северном море.

Вот так просто и легко написалось: “направлен… для несения боевой службы”. А ведь он, которого друзья, а равно и недруги, считали образцом предельной прямоты и беспредельной честности, вступление во взрослую жизнь отметил… обманом: желая во что бы то ни стало быть зачисленным в Соловецкую школу юнг, накинул себе пару лет сверх прожитых. То была ложь во спасение, с той лишь разницей, что спасать будущий юнга намерен был не себя, а – родину. За его плечами оставалась тяжелейшая блокадная зима сорок первого года в родном Ленинграде, а впереди маячили долгие (детским сердцем, рано познавшим беду, он предчувствовал это!) месяцы и годы войны, и у стен осажденного Сталинграда сражался в рядах батальона морской пехоты его отец, батальонный комиссар Савва Пикуль – украинский крестьянин по происхождению, воин и патриот по призванию, сам начинавший жизнь рядовым матросом на эсминцах Балтики.

Семнадцати лет от роду, прикрепив на груди три боевые медали (ему за них пеняли прохожие на улице: “Сними! Как не стыдно носить чужие, мальчишка!..”), вчистую демобилизовавшийся юнга Пикуль вернулся в Ленинград, где его ждало место на подготовительном отделении военно-морского училища. Здесь от него, успевшего перед войной закончить всего лишь пять классов неполной средней школы, требовалось решать задачи по алгебре и тригонометрии. Поняв, что в этих предметах он не только не плавает – тонет, – Пикуль поступил соответственно своему характеру: отказался протирать штаны за одной партой с “малолетками”, а немногочисленной к тому времени родне громко и самоуверенно заявил, что чувствует в себе иное призвание – писательское…