— В наших французских офисах будут предупреждены о договоре недели через три-четыре, а в Англии, Фландрии, Римской империи узнают позже, по мере того, как туда доберутся мои письма, — предупредил Гвидо Градениго.
— Мне не к спеху, — сказал я. — Еще какое-то время побуду здесь и, даст бог, пополню счет.
— Наш банк всегда рад таким клиентам! — заверил он.
Я бы сильно удивился, если бы они были не рады. Из того, что я слышал, самый низкий процент, под который давали деньги, да и то королю, равнялся четырнадцати. Остальным кредит обойдется еще дороже. Так что на моих деньгах они заработают раз в пять-шесть больше, чем я. Торговать деньгами — самое выгодное дело: зарабатываешь на чужой нужде, которая трудится за тебя, не зная сна и покоя.
15
Мы опять бороздим Средиземное море возле Арагона. Оно пустынно. Вчера купеческий караван из шести судов, заметив нас, сразу развернулся и успел спрятаться в порту Барселона. Численное преимущество не подтолкнуло их к безрассудным действиям. Наверное, кое-кто из экипажа захваченного нами галеаса уже вернулся домой и рассказал об удивительных приключениях на море и непохожем на остальные корабле, быстром, маневренном и грозном. Я приказал лечь на курс зюйд и проследовать в виду берега, чтобы арагонцы убедились, что мы отправились искать счастье в другие края. Ночью мы повернули на восток и прошли таким курсом до рассвета. Весь день пролежали в дрейфе.
Погода была чудесная. Дул легкий северо-восточный ветерок. Волна высотой полметра, не больше. Я разрешил снарядить из запасного паруса бассейн возле борта барка. Отважные вояки плескались в нем, как ребятня, с радостными криками, визгом и смехом. Сам, встав на планширь, красиво нырнул с другого борта. Погрузившись под воду, увидел корпус корабля. Был он темен и недружелюбен. Я видел под водой корпуса многих судов, своих и на которых был капитаном. Все они под водой почему-то казались мне неприветливыми, даже если надводные части нравились. На ум приходило сравнение с сознанием и подсознанием. И то, и другое необходимо, но ко второму почему-то принято относиться с подозрением. Скрытое и тёмное оно.
На следующее утро мы медленно, не ставя марселя, пошли курсом норд-вест к берегам королевства Арагон. На ночь опять легли в дрейф, а утром продолжили путь. К вечеру вышли немного севернее Руссильона. Ночь продрейфовали, а поутру повернули и на всех парусах понеслись, благодаря усилившемуся западному ветру, на юг. После полудня, миновав устье реки Тет, заметили купеческий караван из девяти судов. Это были те самые, что прятались в Барселоне, и три других. Флагманом была трехмачтовая каракка длиной метров двадцать семь и шириной около восьми. На фок-мачте и гроте паруса прямые, на бизани — косые и все в бело-желтую косую полосу. Следом шли каракка чуть меньше и тоже трехмачтовая и с такими же бело-желтыми парусами. За ней — трехмачтовые каравеллы длиной около двадцати метров и с латинскими парусами, которые были тоже в косую полоску, но красно-зеленую. Замыкали две двухмачтовые, которые были немного короче и намного уже, с соотношением длины к ширине, как четыре или даже четыре с половиной к одному.
Увидев нас, купеческий караван дружно развернулся на обратный курс. Видимо, у них было желание рвануть к берегу, но мешал встречный ветер. Скорость у них была намного ниже нашей. Только двухмачтовые бежали почти так же резво, как мы.
Часа через три догнали флагманскую каракку. Поняв, что не убежит, она развернулась к нам левым бортом и встретила почти дружным залпом из пяти бомбард с дистанции метров четыреста. Я предполагал, что подпустят поближе. Одно ядро угодило в корпус возле форштевня и сломало доски внешнего и среднего слоев обшивки и вмяло внутрь доски внутреннего, из-за чего образовались щели. Через них стали брать воду, не много, но все равно неприятно. Мой экипаж был обучен борьбе за живучесть. Боцманская команда сразу приступила к установке жесткого пластыря. Еще одно ядро сорвало средний кливер и стаксель. Я приказал ответить из погонных орудий, которые сорвали парус на фок-мачте, а затем повернул барк влево и, приблизившись к каракке метров на двести, выстрелил в нее три ядра и пять зарядов картечи, задействовав и карронады. Ядра угодили в кормовую настройку, образовав широкую дыру неправильной формы, из которой свисали желтовато-белые тряпки, наверное, простыни, а картечь зачистила главную палубу и площадки для стрелков на мачтах и заодно посекла такелаж, стоячий и бегучий, из-за чего упали паруса грот-мачты и бизани, остался только марсель на фоке. Каракка сразу потеряла ход. Я тоже приказал убрать верхние паруса и грот.