Морзист

Раздался щелчок открывающейся пивной банки темного «Велкопоповицкого козла», и карлик с расслабленным видом сделал длинный глоток. По его рыжеватой бородке, такой же, как у животного на картинке, стекли на рубашку несколько капель. Он любил пиво, но испытывал куда большее наслаждение от длинного названия, чем от самого пойла. Произносил название он с акцентом на «п»: «Велко-по-по-вицкий козел!», а иногда и вовсе называл напиток «Ко́зел», думая, что в этот момент похож на аристократа.

Раздался второй щелчок, и широкоплечий мужчина, зло стрельнув поросячьими глазками на своего собутыльника, не чокаясь, отхлебнул из жестяной банки.

Темноволосая девушка, поглядывая на мужчин с теплой улыбкой, увлеченно раскрашивала «Ходячих мертвецов» в раскраске-антистресс для взрослых. Перед ней лежало еще штук пять раскрытых книг: потрепанных, с темными разводами и пожелтевшими страницами, которые, казалось, от одного неловкого прикосновения могли осыпаться сквозь пальцы, как румяный песок, – на первый взгляд такие книжки стопками выбрасываются на помойку без капли сожаления.

Но ее книжки были необычными, не для всех. Страницы не пестрели человеческими буквами: немыми рядами шли точки и тире в бесчисленном множестве. В этом скупом разнообразии можно было легко сойти с ума, если бы не рисунки, редкие и одинаковые: между рядами символов мелькали нечеловеческие глаза на черном фоне, небрежно раскрашенные от руки красными восковыми карандашами, которых у девушки было много, самых разных цветов. Правда, интересовали ее больше всего красные, черные и коричневые: они всегда изрисовывались первыми, до крохотного маслянистого уголька, который невозможно удержать пальцами.

У красных глаз был свой секрет: если взяться правой рукой за обложку книги, а левой быстро листать страницы, сдвигая большой палец все дальше и дальше, пока листы не кончатся, глаза сложатся в единый рисунок, напоминающий что-то вроде уродливо-кривого лица, пылающего красным восковым огнем. Девушка разглядела его случайно, когда в один из летних дней в задумчивости листала старые книжки, создавая ветерок дурманящего запаха.

Зато карты, разложенные по всему столу рубашкой вниз, выглядели новенькими. Они были родом из популярной настолки «Имаджинариум»: год назад девушка выкрала их прямо из коробочки под названием «Химера» в «Детском мире» и теперь души не чаяла в своем улове. Ей нравились все картинки, но особенно с изображением мертвенно-бледных голов, с кривыми глазками и рыбьим оскалом. Она даже придумала имя каждой голове, но сказала, что это секрет – последний из двух, которые девушка хранила от остальных «братьев» и «сестер».

…Наталья? Нет. У нее было много имен. Наталья, Анастасия, Екатерина, Елена… Точно как у самого дома и игральных карточек. Список был бесконечным. Туда даже затесался Олег, но это случалось с девушкой всего пару раз. Она меняла имена по щелчку пальцев, а вместе с ними менялась и сама, подстраиваясь под каждое. Трудно сказать, какая маска являлась истинным лицом девушки. И не стоит, потому что такой, наверное, не было вовсе: она была просто «она» – без имени и без фамилии, которые обычно получают при рождении. «Она» их просто не помнила, как и саму себя.

Дом объединил всех наталий, верзил и карлов под одной крышей и одной верой: подвал кишел сектантами, как, впрочем, и многие другие подвалы заброшенных зданий любого города. Правда, сектантами они не называли себя никогда, предпочитая «братство» – звучит солидно и ничуть не обидно.

Собирались фанатики здесь не только затем, чтобы замаливать грехи, коих было немереное количество, или продавать души «всенижнему». Они лишь коротали время в ожидании прихода некоего существа с «изнанки», которое должно было вот-вот заговорить с ними. Они звали его Морзянкой. Сэмюэля Морзе – создателя азбуки – они боготворили как великого пророка и первого Морзиста, которого выбрало существо для общения с родом людским. Откуда они взяли этот бред – неизвестно, но какой с больных спрос? Однако во имя своей веры фанатики делали нехорошие вещи. Не сосчитать всех издевательств, которые готовились для каждого «неверного» или «порченного». А такими мог оказаться кто угодно.

Но самое страшное, что такие фанатики живут среди нас и жили всегда. По их внешнему виду никак нельзя угадать, какое они на самом деле зло. Да и сами они об этом вряд ли догадываются. Калеки вызывают у прохожих жалость, смазливые молоденькие девушки или парни – симпатию, а взрослые дядьки и женщины, на вид состоявшиеся и с семьями, – уважение либо не вызывали совсем ничего, как и обычный прохожий у другого прохожего.