Морзист

– Давай, вперед! Че сидишь? Рассказывай, – повторил я. – Только ты их не удивишь, они и так все понимают.

Степаныч удрученно усмехнулся:

– Понимаешь, ты должен помочь одной девочке. Ее показывали по новостям, может, видел?

– Может, видел.

– Когда-то она была на твоем месте. А потом с Алиной случилось кое-что ужасное, и теперь ребенок в коме.

– Сочувствую.

– Ее Морзянка не отпустила, – не унимался Степаныч; он пододвинулся ко мне ближе и зашептал: – Вывернула пальцы и дальше, зараза такая, выворачивать продолжает. И тебя не пожалеет. Ты подумай.

– Я подумал, – процедил я. – Пусть меня хоть всего вывернет, насрать!

– Подумай, подумай… О родителях своих подумай, как им без тебя?

Я ничего ему не ответил. Я чувствовал, что уже и так мертв. С этими гребаными сектантами или без – я все равно труп. И с мамой я уже все решил: пусть я лучше «пропаду без вести» здесь, чем вывернусь перед ней наизнанку. Пусть я самый больной человек на Земле, но сейчас мне казалось, что все возможно.

– Я знаю, что произошло, Дима, – оживился Степаныч, пытаясь звучать как можно участливей.

Я поднял на него глаза.

– Ты думаешь, Лера последняя? Они не пожалели ее, а знаешь почему?

Я почувствовал, как в глазах снова защипало, и поднял их к потолку.

– Потому что они ставят именно на тебя, как будто ты можешь больше других, – сказал Степаныч, а потом истерически усмехнулся. – Ты, наверное, забыл, что у них остался еще один козырь в рукаве?

– Какой?

– Сестра твоя, какой! Если они не пожалели Морзистку, то сестру твою тем более не пожалеют ради своей великой цели. Ее будут убивать на твоих глазах, пока ты не сдашься, а вот когда ты сдашься… я уже говорил, что будет. Ты подумай.

⁂

Я не знаю, сколько мы просидели в тишине. Обхватив ноги и прижавшись к стене, я словно находился в каком-то трансе. Мысли менялись сами собой, а я, как немой зритель, смотрел в одну точку и позволял своей голове выкидывать все, что ей вздумается.

Я даже вспомнил один неприятный случай из детства, когда перед глазами плыли картинки моих изнаночных кошмаров. Решил я однажды на день рождения своего дядьки открытку забабахать. Написал там что-то с ошибками и нарисовал синее сердечко: такое, знаете, большое, на весь лист. «Ну, дядька же вроде как мужик – значит, синий цвет в самый раз», – думал я. Дядька долго рассматривал мои художества и в итоге спросил: «Это что ж у меня с сердцем: инфаркт или инсульт?» Надо мной тогда весь вечер смеялись, а я забился в угол дивана и больше ни на кого не смотрел. Мне было очень стыдно, как будто я сделал что-то ужасное. Отвратительное чувство, хотелось отряхнуться и просто забыть обо всем. Вернуться назад, перерисовать сердечко в красный цвет и, как ни в чем не бывало, вручить его дядьке. А лучше ничего не вручать. Показать ему праздничную фигу и съесть все салаты со стола в один рот, так я был зол.

Мелкий придурок. Тогда я даже не догадывался о том, что в скором будущем убью человека.

Зато, ковыряя пальцем в диване, я под конец вечера нашел в одной из складок пятирублевую монету и потом купил на нее пять маленьких конфеток в киоске. Тогда я понял одну вещь: если все плохо, то в конце концов должно случиться что-то хорошее. Но сейчас я знал, что этот глупый закон не прокатит.

Дверь тихонько задребезжала, и туман в моей голове рассеялся. Странный звук, легкий. Это точно не Верзила с Карлом.

В коробку протиснулась тоненькая фигурка в черном платье. Я поднял глаза и увидел Наталью: она виновато улыбалась.

– Дима, здравствуй. Я решила тебя порадовать.

Я напрягся, пытаясь понять, что ей от меня надо. В ушах загудело, а в висках застучала кровь. Я ничего не ответил, продолжая сидеть на месте.

– Ты должен увидеться с сестрой, Мария ждет тебя.

В этот момент меня словно ударило током. Я обернулся на Степаныча: тот победно ухмыльнулся, кивнув мне на дверь. В голове эхом пронеслись его слова: «У них остался еще один козырь в рукаве».

– Я не хочу, – сдавленно прохрипел я и откашлялся, – к сестре.

– Но она очень просила, – настойчиво проговорила Наталья и прикрыла дверь, придерживая ее рукой. – Дим, тебе нужно ее увидеть. Она сказала, это очень важно…

– Не нужно, – прорычал я. – Она тебе ничего не говорила, я знаю!

– Говорила! – прошептала Наталья, нервно оглядываясь на коридор. – Пожалуйста, пойдем! Только не шуми.

– Я никуда не пойду!!! – заорал я, поднимаясь на ноги. В висках застучало с новой силой. – Твари, уроды…

– Тише, тише! – застонала Наталья. – Ты меня не так понял, я не хочу…

– Тебя подослали, чтобы я согласился, – сказал я, сжимая кулаки. – Только я не совсем конченый!

Наталья зажмурилась, прошептав что-то себе под нос. В коридоре послышались шаги, и за спиной Натальи выросла фигура Верзилы.

– Бунтуем?

– Идите вы все на хрен.

– Дерзишь? – Верзила нахмурился и отодвинул Наталью в сторону. Та с досадой посмотрела на меня и просочилась обратно в коридор. – Твой друг, – Верзила кивнул на Степаныча, – предложил отличную идею для усмирения твоего пыла. А, Иван Степаныч? Молодец, полезный человек.

Дядька напрягся и уставился в пол. Вот, значит, чья это идея была. Шантажист хренов.