Мощи

И опять на Афоньку взглянул и улыбнулся, обратился теперь уже к нему:

— Ведь правда, товарищ?

— Правильно…

Одним только словом и воспользовался котелок прилизанный и уцепился за него, сейчас же к Афоньке подсел и, будто своему человеку, обрадовался, что хоть в одном человеке сочувствие вызвал, и не так уж громко, а только будто ему одному и даже иной раз шепотком на ухо:

— Я вам, товарищ, расскажу один случай, можно сказать и случай-то совсем пустячный, брат у меня и не родной, двоюродный, добровольцем пошел — теперь на фронте, собрался я ему послать посылочку, пару чулок да белье теплое… — и на ухо: казенное шлют, застревает в дороге и на Александровском за полцены сколько хотите… — и опять негромко: — вот я ему собрался послать посылочку, чуть со службы не вылетел — ей-богу…

— Почему?..

Подморгнул и даже посмотрел, не заметили ли соседи, что подморгнул рабочему, и начал говорить шепотом, будто и вправду доверился:

— Положил я ему будто газеток, и хоть бы много — всего с десяток, — знаете, что из Женевы приходят, ну конечно знаете, — так за это… спасибо начальник у нас добрый и тоже не брезгует газетками, а то пропадать бы…

Помолчав, будто вспомнил что и опять шепотом:

— А у вас, товарищ, при себе нет новенькой?

Афонька исподлобья смотрел недоверчиво, — слушая болтовню сумрачно, а как начал он шепотом — интересно стало — шпик или нет, а как сказал:

— Разве все отвезли и себе не оставили почитать?.. Недельки две назад уезжали, правда, — с поручением, еще вас провожал «сапожник». Он всегда провожает. Да вы, товарищ, не бойтесь — свой.

Развесил уши Афонька по неосторожности и сболтнул:

— Ничего не оставил, все отвез.

— Теперь, значит, отчет давать?..

До самого Питера разговаривал и, не доезжая нескольких верст, из вагона исчез.

Только вышел, а вслед и сказал кто-то:

— Это шпик был, о чем вы с ним говорили?..

— Так, кой о чем.

— Смотрите… Он всегда от Любани садится, его все знают.

Спохватился Афонька да поздно. С вокзала пошел — а следом котелок до квартиры проводил Калябина и у дворника пошел расспрашивать: кто, на каком заводе работает, а в это самое время Афонька из дома вышел — и к Феничке; не уследил котелок, не успел. Афонька и не думал про него, только в сердце скребла досада, и всю дорогу продумал про Феничку, про то, как один на один встретится, на житье-бытье взглянет, только из головы не шло — опять ушлют и ушлет Петровский, уверен был, что не без него и этот раз.

Позвонил — сама вышла, откачнулась даже, как увидела.

— Что вам, Калябин?

— Посылочку вам привез, Фекла Тимофеевна, — от маменьки.

— Вернулись?..

— Вернулся, Фекла Тимофеевна.

От растерянности и к себе впустила в комнату. Вошел, пальто снял, картуз повесил и сел на кушетку, на ту самую, где Петровскому отдавалась вечером. Сел и, как тяжесть давила голову, решил в первый раз говорить начистую все, что думает, — не знал только, начать как. Может, после и случая такого не выйдет, чтоб один на один сказать, что годами скоплено.

— Как же так?..

— Так вот и вышло, что приехал назад. Не ждали меня?

— Не ждала.

— Думали, что надолго послан, — так ведь вам говорил товарищ Петровский?

И все еще растерянная, не думая, отвечала правду.

— Да, так.

Эта откровенность врасплох еще больше озлобила Афоньку на Петровского, и говорил медленно:

— Спровадить меня хотелось, зачем только, никакой такой причины не было? Уж не вы ли просили его или он сам это придумал?

Взглянул на нес — побледнела, спохватилась и вспоминая, что невпопад сказала, сидела матча, и оттого ли, что ее стало жалко, или, может, оттого, что придет в себя и не даст высказать — вздохнул быстро и начал с каждым словом забывая, что и Петровский есть, и Николка был, а может оттого и говорил так, что один был, а другой с нею:

— Еще с монастыря помню вас, вот как. С того самого раза, как на бревнах сидели, — помните, хотел руки ваши поймать. Помните?.. Позабыли, может?..

И опять не собрала мысли — взглянула испуганно в даже руками всплеснула как-то беспомощно от страха.

— Брехал тогда, что на то я прибыл — за медом лазить на сосну… Знаете кто перебил?.. Николай. Бутылкою. Жребий тянули на вас, достались мне, а он бутылкою. Стал собираться он к вам, — жениться, и я не вытерпел… Еще с той поры там на бревнах сидела — насквозь вы меня пронзили, а тут подвернись Галкина. И не она, я ее спутал к себе, — позвала, из-за вас жил с нею, чтоб про вас хоть словцо знать. А тут это дело с векселем. Да чтоб на нищету допустить?.. Старика обвел вот как вокруг пальчика, и с Марьей Карповной из-за вас жил, Фсничка…

Занемела от ужаса Феничка, сердца не слышала своего, не отрываясь смотрела на Афоньку и ждала, что дальше скажет, что случится, — не думала, что просто говорить только будет, выскажется.