Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

От бакалейщика Дюрдане помчалась к одной соседке, потом — к другой, к третьей, делясь со всеми своей радостью. Ее Кудретик, слава всемилостивейшему аллаху, весточку прислал. А она грешила на него, думала, обманул или счел, что не пара она ему, потому как старше на целых двадцать лет. Ведь совсем молоденькие от него без ума! Да, ей шестьдесят, но, как говорится, мечеть рухнула, а михраб на месте[68]. Она-то себя знает. Лицо у нее свежее, розовое, можно обойтись без пудры и румян.

Ей говорил об этом сам Кудрет. Значит, он остался доволен той ночью. Пусть теперь сгорит от зависти его косоглазая Шехвар…

А Шехвар и в самом деле не находила себе места, хоть и не подавала виду. О письме знал не только бакалейщик — весь квартал. И как это могло прийти Кудрету в голову жениться на старухе да еще написать ей такое нежное письмо? Спятил он, что ли? Пусть женится, заводит новую семью, но только не с этой сумасшедшей старухой!

А Дюрдане между тем, не найдя покупателя на свою часть дома, обратилась сразу к трем маклерам. И они взялись за дело. Комнаты у Дюрдане были великолепные, и вскоре от покупателей отбоя не было. Аппетит у Дюрдане разгорелся, и она каждый раз набавляла цену.

Шехвар теряла голову от отчаяния. Жениться на старухе, которая старше его на двадцать лет! Да еще предложить ей поселиться вместе в Анкаре после того, как он станет депутатом… Поистине ни ума, ни вкуса!

— Ведь предупреждала тебя, чтобы не спешила с разводом, — пыталась успокоить ее повитуха. — Так нет же, не послушалась!

— Глупо я поступила, очень глупо! — сквозь слезы отвечала Шехвар.

— Не плачь, дорогая! Поверь, он сделал это нарочно, чтобы оскорбить тебя!

— И я так подумала. Но как мне поступить?

— Как поступить? Езжай, найди его! Швыряться дома вазами — дело нехитрое. Видишь, как он тебе мстит? Словом, подкарауль его, поговори. Не выйдет по-хорошему — бери за глотку! Вырвешь тысяч десять-пятнадцать и возвращайся!

— Так и сделаю, ханым, как ты советуешь. Ах, зачем я тебя не послушалась! Как я теперь раскаиваюсь!

Шехвар потолковала с дочерью и сыновьями. Они тоже посоветовали ехать, и она решилась. За годы совместной жизни она хорошо узнала Кудрета и теперь была уверена в успехе. Стоит ей прикрикнуть на мужа, как у него поджилки трясутся.

Деньгами на дорогу Шехвар снабдила повитуха, немного дали сыновья и дочь. Она села в поезд с твердой решимостью опозорить, обесчестить бывшего супруга, если обстоятельства того потребуют.

Возьми он в жены женщину моложе себя, Шехвар не стала бы убиваться. Надо же — выбрать старую каргу, которая в матери ему годится!.. Но может, повитуха права? Может, он нарочно написал такое письмо, чтобы она извелась от ревности, а сам и не думает жениться? Он на такое способен. Ну что ж, она ему покажет, как издеваться над людьми. Испытает это на собственной шкуре!

А эта наглая Дюрдане! Ни стыда ни совести. Вся рожа в морщинах, а туда же! Бегает как угорелая из дома в дом, хвастается: «Послушайте, что написал мне мой Кудретик, дай ему аллах здоровья, не забыл меня. Станет депутатом, будем жить с ним в Анкаре». Да он еще не одну такую Дюрдане проведет! Нет, она непременно проучит этого поганого кобеля!

В поезде Шехвар без конца доставала зеркальце и подкрашивала губы фиолетовой помадой. Но ни один из троих мужчин, ехавших с ней в купе, так и не взглянул на нее. Почему? Ведь она моложе Дюрдане, и глаза у нее красивые, раскосые. В детстве отец называл ее глазастой, да и кого не поражали ее глазе!

Шехвар стала бросать взгляды на сидевшего напротив парнишку лет двадцати. Хорошо бы познакомиться, а потом вместе с ним предстать перед Кудретом! Наверняка бы кинулся к ее ногам: «Женушка, я плохо поступил, но будь великодушна!»

Шехвар немного подтянула юбку, обнажив острые колени. Парень смутился. Ему, видно, и в голову не приходило поухаживать за женщиной.

Шехвар подтянула юбку еще выше. Затем взяла сигарету, но зажигалку не доставала, надеясь, что парень предложит ей свою.

Но он, казалось, не замечал ее. Тогда Шехвар заговорила сама:

— Молодой человек! Не найдется ли у вас огонька?

— Нет, — покосился парень, скользнув взглядом по ее коленям.

Вдруг он покраснел и как ошпаренный выскочил из купе.

— Лопух! — в сердцах бросила ему вслед Шехвар.

XIX

Время словно работало на Кудрета. Вскоре он стал всеобщим любимцем.

По всей округе люди повторяли слова, сказанные им в шашлычной агенту; рассказывали также о стамбульском корреспонденте, который так был поражен величием Кудрета, что сразу изъявил желание стать его верным слугой.

— Ух ты, даже корреспондент и тот…

— К тому же не какой-нибудь, а стамбульский!

— Что же такое сказал ему бей-эфенди, что тот сразу сомлел?

— О чем говорить, брат! Таких, как бей-эфенди, на белом свете раз-два и обчелся!

— Океан мудрости, клянусь своей матерью!

— Кто еще осмелился произносить подобные речи?

— Никто!

— Если еще возможно спасти страну, дорогой, то это сделает только он!

— Да пошлет ему аллах быстрого коня и хорошо выпеченный хлеб!